Заремба пристально глядел на меня, постукивая перстнями о край стола.
– Давайте заключим договор, – сказал наконец. – Вы разузнаете о деле и потом сами решите, хотите ли поделиться со мной найденной информацией. Сто дублонов будут вашими в любом случае.
Заремба, похоже, был не только щедрым человеком. Был он еще и человеком, пробуждавшим симпатию и уважение. Более всего пришлось мне по вкусу, что он не намеревался подкупать мою совесть и склонять взяткой к нарушению предписаний Официума. Но решение его означало и еще кое-что: воеводе нужно не столько разузнать, в чем, собственно, суть дела, сколько добиться, чтобы оно оказалось решено. Конечно, если это дело вообще существовало.
И я не сомневался, что сам я – лишь один из инструментов, к которым он намеревался прибегнуть. Наверняка он использовал и своих агентов при императорском дворе, пусть даже те до сего дня ничего не сумели добиться.
– Это более чем щедрое предложение, – признался я. – Сделаю все, что в моих силах, ваша милость.
Воевода кивнул, словно ничего другого от меня и не ожидая.
– Но могу ли я задать несколько вопросов?
– Спрашивайте.
– Откуда ваша милость знает об уничтожении протоколов? Кто осмелился отдать подобный приказ? Что установило расследование? И наконец – кто присутствовал с Лютхоффом во время допросов? Поскольку должны были находиться там как минимум писарь и палач.
– Оба мертвы. Писарь попал под телегу, палач погиб в драке за городом. Злая фортуна, верно, инквизитор?
– А Лютхофф умирает в лазарете… И вправду весьма злая фортуна, ваша милость.
– Я не знаю, кто дал приказ уничтожить документы. А на ваш взгляд, кто мог это сделать?
– Никто, ваша милость воевода! Даже канцелярия епископа не имеет на это права. Кто-то должен был нарушить правила. Но за такое сурово карают.
– Кто мог потребовать от инквизиторов выдачи документов?
– Папа или епископ. Более никто.
– Но мы оба знаем, что есть и еще некто, – он словно подчеркнул два последних словах. – Но говорить об этом мы не станем, ибо, насколько я знаю, дело не в монастыре Амшилас, и не во Внутреннем Круге.
– Каком круге? – я широко раскрыл глаза, надеясь, что мое удивление сойдет за искреннее: я не намеревался обсуждать с послом чужой державы столь тонкие вопросы.
– Документы затребовали посланники папы. Оригиналы и копии, – Заремба усмехнулся в усы, игнорируя мой вопрос.
– А знает ли ваша милость, кто был тем посланником?
– Брат альмосунартий Маурицио Сфорца.
– Кто?!
– Вы знаете этого человека?
Конечно же, я знал. И был рад узнать, что не обо всем в моей жизни известно польскому аристократу.
– Да, –