– Привет, – сказал я.
– Привет, – отозвалась она и остановилась, загородив мне проход. Во взгляде ее я увидел негодование. То самое, когда впервые обратил на нее внимание в буфете. Томилась в очереди и, с усилием смиряя себя с пустой тратой времени, негодующе смотрела в пространство перед собой.
Так мы стояли в дверном проеме, глядя друг на друга, пока кто-то сзади не потеребил меня за рукав:
– Проходите? Туда, сюда?
– Туда! – повела подбородком Ира, указывая на улицу, и я, будто выдавливаемый ее взглядом, как поршнем, попятился, попятился и выпятился наружу, освободив проход.
Ира, напоминая мне своими движениями юркую ловкую змейку, быстро выскользнула следом за мной, открыв дорогу тому, кто теребил меня за рукав, и, когда я остановился, все продолжала скользить вперед, вмявшись в конце концов в мою грудь своей.
– Что за хамство! – произнесла она, поднимая ко мне наверх лицо. – Трахнуть двух сестричек – и исчезнуть. Не хамство? Если не хамство, то что?
Она знала! Сестра ей все рассказала! Это был удар в самое солнечное сплетение. В самый мысок. Мне перехватило дыхание, я не мог протолкнуть в себя ни глотка воздуха.
– Нет, сразу двух – и смыться, как святой дух посетил! – Негодованием в Ириных глазах, имей оно эквивалент в градусах Цельсия, можно было бы испепелить меня, как напалмом.
В легкие мне наконец протек воздух.
– Ну если и так… так что? – сумел произнести я.
– А то! – сказала она. – Куда делся? С какой стати?
Много времени спустя, когда в тупике, куда естественным образом зайдет наш роман, уже вовсю будет буйствовать лопух, раздумывая над тем, что ее заставило так впиться в меня – при том, что у нее, без сомнения, не было недостатка в желающих ее благосклонности, – я неизбежно приходил к заключению, что все дело в двойной постели той ночью. Странным образом это подняло мою ценность в ее глазах. Это все равно как в магазине при покупке какой-нибудь вещи: если кто-то покусится на то, к чему ты приглядываешься, тебе тотчас захочется завладеть этим наверняка. Ее распаленной неутоленным желанием сестре оказалось угодно воспользоваться для тушения пожара мной, потому что я только что занимался этим же самым с Ирой, Иру, в свою очередь, обуяло чувство собственницы: она возжаждала переутвердить свои права на меня.
Короче говоря, теперь я регулярно стоял на вахте у паровозной топки, меча в ее пышущий жаром зев новые и новые лопаты угля, разгоняя наш курьерский до той самой бешеной скорости: мотался с обжитого мной еще во времена армейской службы Курского вокзала, держа всю дорогу Ирину руку в своей, на дачу ее родителей – благо, это было совсем недалеко, двадцать минут электричкой и потом минут пятнадцать пешком по поселку – и не менее регулярно, по долгу ее бойфренда (еще одно слово, которое я тогда узнал), мотался с нею по всяким модным питейным местам, которых, слава богу, было еще не столько, сколько сейчас, но которые пылесосом выметали деньги из кармана