– Папа, ты здесь? Папа!
На террасе показалась запыхавшаяся Анжелика.
– В твое «орлиное гнездо» не так уж легко забраться, – проворчала она.
В отличие от Тесс она не опасалась побеспокоить его и не обращалась с ним как с больным.
– У тебя что, сегодня утром нет занятий, дорогая?
Он позволил себя поцеловать, отметив, что от нее приятно пахнет. Вместо ответа она взяла его за руку и повела в дом.
– Я слишком замерзла, чтобы оставаться здесь и любоваться, как туристы, – заявила она решительным тоном. – Кстати, я принесла круассаны, сейчас ты их поешь.
Забавляясь, он чуть было не возразил, что вовсе не объявлял голодовку. В кухне Матье приготовил две чашки эспрессо с помощью кофеварки, которая была здесь единственным предметом роскоши. Остальная обстановка кухни ограничивалось столом и двумя скамейками светлого дерева.
– У тебя же здесь столько свободного времени, почему ты не устроишься по-человечески? – спросила дочь.
– Я думал об этом, но в глубине души мне этого вовсе не хочется, мне ничего не хочется, я тебе уже пытался объяснить.
– Сделай усилие.
– Анж! Если ты явилась сюда, чтобы…
– Прости, папа. Но видеть тебя таким… Это сильнее меня, я не могу сдержаться.
– Все будет хорошо, если меня оставят в покое.
– Ты не хочешь, чтобы я тебя навещала?
Он едва удержался, чтобы не кивнуть, но сдержался, заметив, до чего она встревожена. Ведь они так надолго были разлучены, встречаясь лишь изредка, пока она жила с матерью, и вот теперь она приехала в Гавр, чтобы поближе узнать его, лучше познакомиться с его образом жизни. В ее глазах он был необыкновенным, потрясающим, несгибаемым и монолитным, как скала, а тут получилось, что вот уже несколько недель перед ней был человек с потерянным взглядом, обессиленный, равнодушный. Он подумал об этом и ощутил тихое раздражение.
– Знаешь, в жизни бывают моменты, когда необходимо перезагрузиться, обнулить счетчики, – объяснил он спокойным тоном.
– Ты просто переработал!
– Возможно.
– Но ты добился своего.
– Чего именно?
– Ну… как чего? Ты ведь получил, что хотел, разве нет?
– Я не помню уже, чего бы я так хотел.
– Ой, вот этого только не надо…
Она достала из пакетика, уже покрытого жирными пятнами, круассаны.
– Мама всегда говорила, что ты из породы бойцов. Воин!
– Мило с ее стороны, конечно, но вояка устал.
Сдвинув брови, она посмотрела на него без снисхождения.
– Слишком легко.
– Напротив, слишком трудно. Я привык во всем рассчитывать на себя, и вдруг этот самый «я» опал, как старый носок. До сих пор я считал, что выражение «Я больше не могу» – обычная констатация факта, без всяких последствий, то есть