– Давайте блиц-опрос! – предлагаю я, ставлю опустевший стаканчик на стол и слегка поворачиваюсь, чтобы смотреть Андрею в глаза.
– Ну, давайте, – усмехается он моему внезапному энтузиазму.
– Сколько вам лет?
– Тридцать пять.
– Армия? Институт?
– Армия два года. Институт заочно.
– Семья? Дети?
– Ни того, ни другого.
Андрей тоже допивает кофе, пока я придумываю следующий вопрос, и ставит стаканчик рядом с моим, крутит его так, чтобы рисунок оказался в том же положении, что и на моём. Я прыскаю. Мы коротко переглядываемся, и почему-то отводим глаза.
– Ну а животные хотя бы?
– Никого.
– Хобби? – у меня закачивается фантазия.
– Чтение считается?
– Конечно. А что, по-вашему, важнее: друзья или работа?
– Друзья.
– Деньги или здоровье?
– Здоровье.
– Деньги или семья?
– Семья.
– Деньги или… эээ.
– Всё важнее денег. Можете не придумывать.
– Я тогда не понимаю, почему вы столько лет провели на своей работе.
– Раньше мне казалось, что очень важно заработать побольше, построить дом, карьеру, а уже потом можно думать об отдыхе и семье. Но не всегда мудрые мысли приходят в голову сразу. Человек взрослеет и умнеет. Совсем не стыдно признавать, что когда-то заблуждался.
– И почему вас так осенило? Что случилось?
– Буквально месяц назад я подошёл к зеркалу, посмотрел на себя. Не то чтоб я ужаснулся, я неплохо выгляжу. – Он заигрывающе дёргает бровями, явно надеясь меня рассмешить. И у него получается. – Мне тридцать пять, а кроме работы и пары друзей, таких же чокнутых трудоголиков, у меня ничего и нет.
Я понимающе киваю. Сколько дней за последние годы я провела не в офисе, можно посчитать на пальцах.
Мы ещё немного болтаем о работе. Когда беседа сходит на нет, мне даже немного досадно. Если никто из нас не злится, не язвит и не ведёт себя как душевнобольной, общение выходит довольно приятным.
Андрей смотрит в окно: на улице уже стемнело, и, кроме чёрных силуэтов деревьев, глазу зацепиться не за что. Молчание затягивается, и я сама начинаю разговор:
– Вот вы сказали, что поступиться принципами не стыдно.
Он разворачивается, как мне кажется, с удовольствием и кивает:
– Ну, допустим. Хотя я не совсем так сказал.
– Мне кажется, что человек уже в восемнадцать должен знать, как ему жить, что в жизни главное, поставить цели и придерживаться чёткого жизненного плана.
– Как у вас всё просто! – Он хмыкает, после небольшой паузы добавляет: – Вот я, например, в детстве ненавидел Америку, всеми фибрами…
Я открываю рот, пытаясь сказать, что детство – это не восемнадцать, но он поднимает ладонь, останавливая меня.
– Нет, не в глубоком детстве, а в сознательном. В шестнадцать уж точно, может, и в восемнадцать, не помню. Невелика разница. Так вот я плевался на американский