В повисшей тишине было слышно, как ложится на поле боя свежий снег. Трясущимися то ли от холода, то ли от страха руками я покрепче обнял Германа. Пальцы у него за спиной увязли в чем-то горячем и липком. Я отнял свои руки и обомлел. Они были в крови, в крови Германа. Егерь же стоял не шелохнувшись, словно каменное изваяние, гордо подняв голову в сторону врага. Ответа не последовало.
– У тебя пять секунд на размышления, – выкрикнул Герман в лес. – Раз! Два! Три!..
– Стой! Не стреляй! – отозвался сотрапезник.
Я узнал его голос. Это был брат Курьмы. Тот самый погорелец, что жил всю зиму в нашем доме.
Видимо, блеф Германа сработал. Не веря своему счастью, пригибаясь к земле и высоко поднимая вверх свою винтовку, сотрапезник вышел перед нами из леса. Скользя и путаясь в полах своей шубы, он выбрался на тракт и медленно подошел к нам, демонстрируя всем своим видом, что более не собирается воевать.
– Ты обещал! – напомнил сотрапезник, медленно опуская винтовку к ногам Германа. Егерь не шелохнулся. Одним взглядом он указал сотрапезнику на ноги.
– Снимай снегоступы. И убирайся прочь!
И тот, быстро сдернув с ног широкие плетеные снегоступы, ушел. Сперва пятясь, видимо, опасаясь выстрела в спину, затем боком, а после и вовсе бросился бежать сломя голову.
Как только враг скрылся за поворотом, Герман издал глухой стон и повалился в снег. Еле дыша, он достал свой нож и обрезал ремни, что связывали нас. Одними губами, чуть слышно он прошептал мне:
– Рюкзак. Укладка.
Я понял, что егерь говорил про свой горб, оставшийся лежать в овраге, и тут же бросился к нему. Несмотря на то, что я оказался практически по пояс в снегу, холода я почти не чувствовал. Босой, в одних штанах, я кое-как добрался до егерского горба. Но тот оказался для меня неподъемным. Как ни пытался я приподнять его, глубоко утопленный в сугробе, он лишь слегка качался, не поддаваясь. Наконец, истратив все силы и изрезав об острый лед ноги в кровь, я решил, что, возможно, сам смогу отыскать ту штуку, о которой говорил Герман. Я раскрыл его горб, благо, он теперь не был ничем защищен, и стал в нем рыться. В снег полетели золотые рубали, волшебный шар, бесполезный егерский идол, но там не было ничего похожего на лекарствия. Ничего похожего на то, чем лечил в курене наш шаман. Ни оной настойки с глазом ворона, ни травы-сухоцвета. Вдруг я увидел яркий, словно одуванчик, продолговатый предмет. На его крышке был нарисован силуэт сотрапезника, перечеркнутый двумя палками. Такой же рисунок я вчера видел внутри второй головы Германа. Я схватил эту странную штуку и побежал обратно, скользя и спотыкаясь. Герман лежал на снегу среди трупов сотрапезников,