– Стыдно? – От улыбки у нее не осталось следа. – Почему тебе было стыдно? – Она не понимала.
– Да, ну декольте это твое огромное, в котором все утопали, и как ты горланила песни из душа, эзотерика, и этот наряд, и секс в ресторане, и французский говорок… – Он увидел удивление на ее лице и остановился.
– Так тебе было стыдно? Стыдно за меня все это время? Стыдно? – Стася рассмеялась.
– Ну было, и что, главное, что сейчас я хочу с тобой быть.
– Хочешь, Стасов? Со мной быть хочешь? А не думаешь ли ты, что я могу не хотеть. Могу, вот представь себе, не хотеть с тобой быть, – она развела в стороны руки.
– Не дури, Стася, не дури! Я же просто так сказал, и не то чтобы прям стыдно, ну просто неловко иногда. – Он, злой на самого себя, стукнул кулаком в стену. – Прости, я не хотел. Я люблю. – В прихожей повисла пауза. – Ты ведь веришь в глубины подсознания. Может, я тогда не просто так тебе сказал, что люблю, на корпорате, пьяный в стельку. Может, подсознание мое знало, что я люблю, а я еще нет. Оно, может, умнее нас, прозорливее. И я сказал. А теперь понял. Теперь только понял.
– Я ничего не чувствую, хлюпик.
– Чего ты не чувствуешь?
– Ничего, хлюпик.
– Да хватит же уже меня так называть! Что еще за хлюпик? Что за хлюпик, откуда нафиг ты вообще это взяла?
– Хлюпик – это ты и такие, как ты, – голос ее был резким и холодным.
– Что это еще за «такие, как я», это какая-то определенная каста? Сообщество хлюпиков? Как туда попадают? Может, расскажешь, чтобы я получше знал о том клубе, в котором так упорно состою?
– Такие, как ты, выращенные любящими мамами, зацелованные в попку, хорошо образованные и подающие надежды. Такие, кто думают, что они выбирают. Общаются так, будто выбирают. Каждый бабский шаг оценивают. Каждую родинку, объемы и размеры заносят в табличку в своей голове. За каждый поступок галочку ставят. И все время сравнивают, сравнивают, сравнивают. Как счетные машины сравнивают. И очень боятся ошибиться и взять то, что не так будет статусно для них, не так подходяще. А тут, можешь представить, все не по плану, и вдруг он захотел. Он так предусмотрительно заявил этой женщине, что ей могут быть отведены только два дня выходных, только два, и не более, а дальше другие планы, другая жизнь. Перспективы. И он ведь такой честный, он сразу обо всем предупредил, с него взятки гладки, ведь он так хорошо воспитан, он обо всем предупреждает. Заранее. А тут вдруг захотелось. Ведь он великий выбиратель. Он выбрал, значит, все-то