– Я ухожу, Джагфар, – сказала Гаухар мужу, как бы подтверждая его невысказанные мысли.
Джагфар молча пожал плечами. Но вот он заметил чемодан, стоявший около серванта.
– Куда ты пойдёшь на ночь глядя? – Что-то похожее на беспокойство или просто на чувство неловкости послышалось в голосе Джагфара, но сейчас же у него мелькнула мысль, которую, пожалуй, можно было назвать облегчающей: «Где-то на Дальнем Востоке у Гаухар есть какие-то родственники, не собралась ли она к ним? Или, может, отдыхать: купила путёвку, ничего не сказав мне…»
Гаухар закрыла лицо руками. Чёрные пряди волос упали на лоб, на глаза. Это безмолвная сцена, кажется, не произвела на Джагфара никакого впечатления. Отвернувшись к окну, он хмуро смотрел на улицу, где уже были погашены все огни. Он ждал…
Гаухар вскинула голову. Джагфар отвернулся. Успокаивая и взбадривая себя, он всё же подумал: «Ага, кажется, сдалась», но уже в следующую минуту мелькнула и другая мысль: «Скорее всего запугивает. Женщины умеют играть». Впрочем, это наверняка не было его собственным открытием, он уже давненько приучил себя к тому, чтобы присваивать чужие слова и мысли.
Лицо его приняло жёсткое, суровое выражение. Не должен же мужчина в такие минуты уступать своей жене!
Ему показалось, что в глазах Гаухар теперь погасли и обида, и возмущение. Ну, в таком случае он может чувствовать себя куда уверенней. Только бы и сейчас не допустить лишней болтовни: из слов каши не сваришь. Если Гаухар нравится сидеть, сжав ладонями виски, пусть себе сидит; если не торопится уходить, пусть не торопится – уйдёт днём-двумя позже, если уж надумала, за это время ничего не изменится. У Джагфара нервы ещё крепкие, он выдержит.
Скрестив руки на груди, он стоит вполоборота к жене. Она должна видеть, насколько он невозмутим и неуступчив, – на лице нет и признаков волнения. Разве человек, не уверенный в своей правоте, мог бы стоять вот так непоколебимо, словно памятник?
Этот твёрдокаменный Джагфар неуклонно шёл к намеченной цели. И вот – достиг. Но он уже не раз признавался себе, что переигрывает или уже переиграл: в его намерения вовсе не входил развод с Гаухар. Как жена она вполне устраивает его. Однако этого мало, ему нужна живая кукла. Она обязана делать всё, что пожелает Джагфар; должна жить только для него, и чтобы у неё не было ни одной самостоятельной, противоречащей ему, Джагфару, мысли. Сам он может делать всё, что угодно, – если захочет, заведёт интрижку где-то на стороне, ведь он муж, хозяин принадлежащей ему собственности.
В самой подспудной глубине души Джагфар мечтал быть стародавним татарским баем. И даже гордился этой, как он полагал, смелой мечтой. По его представлениям, только во времена байства сильный человек мог проявить всю свою богато одарённую натуру и повелевать слабыми.