Проходя через сквер, Гаухар решила передохнуть. Присела на одну из свободных скамеек чуть в стороне от центральной аллеи. Отсюда ей виден угол университета и просматривается почти вся главная аллея. На скамейках, разложив книжки и тетради, сидят студенты. Гаухар невольно улыбнулась. Сразу видно, что заочники. Многие из них приехали из других городов, из сёл. Им даже заниматься путём негде. А в сквере при хорошей погоде в эти часы хорошо: тихо, много воздуха и света – занимайся, сколько хочешь. Впрочем, это только со стороны легко смотреть: сидят люди спокойно, погрузившись в книги и тетради. Но ведь у большинства, если не у каждого, кроме учёбы есть и другие заботы. Вон молодая женщина, – наверно, и тридцати нет, – склонилась над тетрадью, развёрнутой на коленях, а рядом, на той же скамейке, спит её ребёнок, завёрнутый в пикейное одеяльце. Вероятно, издалека приехала на экзамены молодая мать, дома ей не на кого оставить ребёнка. Лицо у неё миловидное, сосредоточенное, а одета она очень скромно, видно, нелегко живётся бедняжке. Жалуется ли она кому-нибудь на свою жизнь? Скорее всего молчит. Ведь люди, взвалившие на себя такую тяжесть, обычно упрямы, настойчивы. Что ж, когда-нибудь минуют их трудные денёчки, жизнь улыбнётся им. Только вряд ли кто поведает об их мужестве, о том, какой ценой досталось им счастье. Ведь люди, которым без лишений и хлопот давалось образование, пожалуй, скажут: «В чём тут героизм? Снаряды над головой у студентов не рвутся».
Не столь уж глубоки и новы были эти мысли, а всё же они приободрили Гаухар. Неужели у неё меньше стойкости, чем у других? Ведь вот эта заочница, не исключено, тоже брошена мужем, однако учится, да ещё ребёнка воспитывает. Знать, не упала духом.
Встрепенувшись, Гаухар поднялась со скамейки, твёрдой походкой направилась к автобусной остановке. В автобусе нашлось свободное место. Она достала из портфеля тетради с конспектами и так увлеклась чтением, что едва не проехала свою остановку.
Дома она напекла блинов, вскипятила чайник. Но Джагфар не явился к ужину. Уже смеркалось. Гаухар включила свет, опять уселась за книги. Часа два прошли незаметно. Уже по-настоящему стемнело. С улицы через раскрытое окно доносятся ребячьи голоса. Но вот они постепенно смолкли. И прохожих убавилось. В квартире у Гаухар тихо, одиноко.
«Неужели Джагфар даже ночевать не придёт?
Неужели он… – Гаухар вздрогнула, боясь закончить мелькнувшую горькую мысль. – Нет, он не должен так поступить… Всё-таки где он может бродяжничать? Ведь уж очень поздно… А Фаягуль, говорят, за границей…»
Когда-то, по вечерам, стены этой двухкомнатной квартиры дышали уютом и словно бы тихонько напевали что-то. На стенах висели рисунки Гаухар, излучая мягкие краски. На выступах книжного шкафа, на гардеробе и серванте стояли красивые безделушки. Теперь всё затихло, поблекло, угасло. Но ведь тепло домашнего уюта замечаешь только в том случае, когда на душе у тебя спокойно. А теперь… Гаухар