– Аксинья Алексеевна! – воскликнул профессор, устремившись к ней.
Они обнялись, как обнимаются после долгой разлуки близкие родственники. Оба были так растроганы, что прослезились. Слёзы шли из самой глубины сердца. Старые друзья говорили друг другу тёплые, нежные слова.
У этой встречи была своя предыстория, известная только Абузару Гиреевичу да тёте Аксюше, – теперь уже давняя, но всё же ещё мучительная предыстория.
1941 год. Огненные и кровавые бури войны к концу октября докатились и до деревень Тульской области. Наши разрозненные части, цепляясь за каждую деревню, высоту, дорогу, переправу, отступали и отступали. Всё перемешалось. Где первый и второй эшелоны, медсанбат – никто не знал. Небо гудело от вражеских самолётов, с воем падали бомбы, строчили пулемёты. Обочины дорог завалены разбитыми, сожжёнными автомашинами, танками, орудиями и трупами. Солдаты обозлены, не смотрят друг на друга, но уж если вступят в бой, стоят плечом к плечу до последней гранаты, до последнего патрона.
Армейский госпиталь, в котором служил Абузар Тагиров, не успел полностью эвакуироваться. Во время массированного налёта были разрушены все здания, сожжены последние санитарные машины. Был вечер, тяжёлая багровая полоса легла вдоль горизонта. Но вдруг что-то дрогнуло, перевернулось, будто раскололось небо. Тагиров, стоявший над тяжелораненым шофёром, вскинул голову и в ту же секунду был ослеплён яркой вспышкой. Потом его бросило кверху, швырнуло обратно на землю. И всё померкло.
Сколько лежал Тагиров – час или сутки, он не знал. Когда открыл глаза, увидел неимоверно крупные красно-жёлтые звёзды, глядевшие на него с тёмного неба. Кругом удивительная тишина, только в ушах что-то гудит, и во всём теле ужасная слабость, и голова совсем не соображает. Что случилось с ним, почему он здесь лежит?
То ли выпала обильная роса, то ли дождь прошёл, – вся одежда, лицо, волосы Тагирова мокры. А в горле пересохло, до смерти хочется пить. Вытянув руку, он начал шарить вокруг себя. Рука коснулась мокрого металла. Это была чья-то каска. Тагиров, сделав усилие, взял её, принялся слизывать языком влагу. Кажется, уже перед рассветом он пополз наугад. Помнит, как свалился в сухую балку. Снова полз – долго, очень долго. Очнулся на пороге какой-то избушки. Лежит беспомощный, собака с жёлтыми глазами лижет ему лицо. Опять беспамятство. Пришёл в себя уже за печкой, на топчане. Не поднимая головы от подушки, осмотрелся. За печкой, кроме него, лежали на полу ещё пять или шесть человек. Угадывался солнечный день, на дворе мирно кричал петух. Душисто пахло яблоками. А у самого окна – куст шиповника с редкими цветами…
Тагиров долго лежал, уставившись взглядом в почерневшие доски потолка. Осторожно повернув голову, взглянул на лежащих солдат. У него похолодело сердце. В неподвижных глазах раненых застыл ужас. Такие глаза он много раз видел в госпиталях. Смертельно раненные знали, что умрут.