– Слышу, да, похоже на женский. Твой Ворон там не один, с ним рядом ещё ворона. Кажется, что ругаются.
– Может быть, покупатель? Пришёл назад веер вернуть?
– Что он тогда с ней делает, раз заперся изнутри?
– И правда. Может, воровка?
– Что красть в этой вшивой дыре? Очевидно, они знакомы. Бытовой, похоже, конфликт.
Очки совсем растерялись, слушая голоса, то за внутренней дверью…
– Успокойся, давай посуду начинай сейчас ещё бить.
– Помоги лучше, я опаздываю!
– Сказал же, что поищу! Уходи уже на работу!
– В ремонт надо сегодня отдать! Забрала бы тогда уже к вечеру. Как без них пойдёт в Академию? Как слепой он будет писать? У него завтра три проверочные!
– Я найду и отремонтирую.
– Там проблема не только в дужках, линзы треснули, обе менять.
– И ты даже не удосужилась у ребёнка как так узнать?!
…то за входной.
– Про ребёнка что-то… менять…
– Про ребёнка? Может, прервать? Заставляет прервать беременность!
– Погоди ты! Зафантазировала. Поздновато уже прерывать. У них сын курсант Академии. Они, видимо, муж и жена.
– С нами учится в Академии?
И снова из дома…
– Ну, скажи – я ужасная мать! Ты же так обо мне только думаешь? Раз в Приюте росла с первых дней, значит, мать что такое не знаю! Ну, давай! давай! поучай!
– Успокойся! Уйди! Замолчи! Я найду, отнесу в ремонт! Прекрати орать! Я всё сделаю!
– Да ты что! Ты в своём уме? Нет! Прости! Прости! Умоляю!
– Уходи! Разговор окончен.
Хлопок двери на втором этаже и тихие всхлипы из кухни расстроили сильно очки, и если они бы могли, тоже сейчас бы заплакали…
– Они разошлись.
– Разводятся?
– Ну даёшь! По разным углам. У тебя фантазия – космос. Может, книжки станешь писать.
– Ты меня же дурёхой считаешь.
– Я с иронией это сказала. Понимаешь, что это такое?
– Я не дура, конечно знаю!
– Тихо! Слышишь?.. Кажется… да!
– Что? Кто? Юнона, что?
– Идёт! идёт! Она сюда идёт!
Дверь распахнулась, ударила ручкой о стену – один веер слетел на пол. В треснутых линзах промелькнуло худое тело, – его топот передался прилавку – абажур в тот же миг задрожал. От стремительного рывка закачались везде веера. Лампа нервно тряслась. Тени о́жили: в каждом стёклышке, в каждой монетке – зарябил и замерцал свет. Очки цельно ничто не улавливали: всё вокруг мельтешило, болталось, из осколка в осколок переливалось. Лишь единственный яркий штрих различался в линзах отчётливо – огненно-рыжий цвет недлинных лохматых волос.
Кара прислонилась плечом к входной двери.
– Не смей возвращаться, Гангер! – прошептала сквозь слёзы она. – Я убью тебя, я убью тебя!.. – Маска сверкала глазницами, на неё задирая клюв. – Чёртов демон! Ты! – чёртова! – Кара пнула корзину – с глухим стуком маска упала, что-то посыпалось