Моя бабушка Хадича
По одной из известных мне версий, 15 сентября 1916 года родилась моя бабушка, мама мамы Хадича Файзрахмановна Ахметшина.
Она всю жизнь проработала продавцом в системе потребительской кооперации, в сельском магазине-сельпо. Всю жизнь боялась ошибиться на две копейки или что её обвинят в обсчёте или обвесе. Слово «ревизия» висело в воздухе, хотя я родился, когда ей уже было 58 лет (на 15 лет больше, чем мне сейчас). Начальником у неё в райпо был Турьян Дусалимов, отец главного почтмейстера постсоветской Башкирии.
Она была замужем, но не уверен, что расписана с Мидхатом Абдулловичем Багаутдиновым, 1915 года рождения, от которого родила восьмерых детей. Из них выжили трое: девочка 1949 года, девочка 1954 года и мальчик 1959 года.
Я у неё был первым внуком и оставался единственным с 1973 по 1982 год. За это время она меня один раз обозвала Мэджнуном, один раз пригрозила шлёпнуть мокрой тряпкой (на словах, без замаха). Остальное время – купала в любви.
Помню, как будучи пятилеткой, шутил по-детски. Бабушка спрашивала: «Сиңә ничә яшь тулды?» («Сколько тебе лет?»). А я кокетливо обманывал, что четыре: «Миңә дүрт яшь!» – И заливисто хохотал. И так несколько раз подряд, и каждый раз бабушка начинала уговаривать, что я уже большой, пятилетний. Меня ещё тогда брали с женщинами в баню, я видел, как бабушка расплетала свои косы и мыла голову катыком. И ещё мне рассказывали про хорошую девочку Чулпан, которая родилась у соседей и совсем не плачет, когда в глаза попадает мыло. Мне в основном не нравилось, что в бане душно, и мне не разрешали сидеть на «тупсе» (широкой и массивной пороговой доске), потому что из-под двери тянуло холодом.
Остальным членам семьи от бабушки постоянно доставалось, она была очень волевой. За словом в карман не лезла. Когда в нулевые годы она перестала слышать и, будучи уже не в твёрдом сознании, начала забываться, то украдкой просила слуховой аппарат, чтобы быть в курсе и продолжать рулить в семье. Смотревшие за ней родственники категорически запретили мне это делать. Думаю, не без оснований.
Она, как и вся деревня, вставала рано утром, чтобы успеть подоить корову и, не дай Аллах, пропустить выгон стада. Пропуск выгона считался ЧП. Соседка Мукарама, конечно, подстрахует, но вся улица увидит, что в первом доме не проснулись. Потом надо было затопить печь в подстывающем к утру доме, чтобы мне было не холодно вылезать из-под одеяла. Погреть в банного типа ковшике вчерашний суп-лапшу. Пожарить на сковороде картошку и мясо из него.
Потом за матерчатой перегородкой «чаршау» жужжал сепаратор, и нужно было обязательно встать к моменту его разборки и мытья, чтобы слизать с бабушкиного указательного пальца свежеснятые горячие густые сливки-каймак, которые она достала из-под обода какой-то чаши агрегата. Иногда мне доверялось крутить центрифугу, но я крутил не так ровно, что влияло на качество сметаны.
Порой она ложилась