– Ну извини, я не живу с тобой и не вижу всего этого, – Оля поднимает свою ладошку; будто резко ставит блок.
– Э-э… да. Но я думаю, ты хотя бы немного можешь представить, о чем я говорю. Я не работаю… я имею в виду, не зарабатываю – мое дело не приносит мне денег, а то, как все это устроено…
– Да если б меня любили, я б на две работы пошла, – с пронзительной расстановкой произносит Оля.
– Ты что, с кем-то встречалась, и тебя не полюбили?
– Да. Но я не хочу об этом говорить.
Костя говорит Оле, что не любил девушек, с которыми встречался. Ни одну из них.
– Нет, Костя, а вот это обязательное условие, – произносит Оля; строго и настойчиво.
– Любил я тех, с которыми у меня как раз не было отношений, – завершает он.
Они идут и молчат – некоторое время. Почему-то ему хочется отложить эту тему… чтобы продолжать чувствовать эту обособленность от Оли? Возможно. Но уже где-то у него внутри тихий, нетерпеливый… почти восторг. Он знал, он знал!..
Теперь они идут чуть медленнее и иногда останавливаются посреди моста. Из-за низкого парапета у Левашова начинает слегка кружиться голова – даже когда он не смотрит на темную воду внизу.
– Вообще-то я хотел поговорить об Уртицком.
– Хорошо. Что такое случилось?
– Не знаю вообще, зачем хочу тебе это рассказать… мы ведь с тобой едва знакомы… но мне теперь…
– Неважно.
Костя опять принимается рассказывать «историю шантажа». Оля на все это просто опешила – «у меня сейчас нервный смех начнется!»
Она всегда очень спокойна. Спокойствие ей и на сей раз не изменяет, но ее маленький нос розовеет, а в светло-серых глазах мелькает пораженный, нервный огонек.
– Какое право этот человек имеет вмешиваться в личную жизнь!
– Вот и я о том же.
– Боже мой! Нет, это просто немыслимо… личная жизнь неприкосновенна!
Потом Оля говорит, что Уртицкий ей тоже не слишком нравится, она не согласна с его вкусами – собственно, поэтому и появляется в студии редко.
Костя сообщает, что отправил на премию «Феномен» в этом году.
– Свой роман? Уртицкий ею заведует, да?
– В членах жюри пара его друзей. И я уверен, там многое зависит от него, да. Во всяком случае, сам Уртицкий все время пытается создать такое впечатление. И когда Лобов позвонил мне, он ведь сказал про премию…
Левашов хочет прибавить: «Чтобы я чувствовал себя под колпаком», – но так глупо и неестественно… говорить это о себе самом.
– …но сказал Лобов, что у них все по-честному, – с сарказмом заканчивает Оля.
– Вот-вот. И все эти интриги про Иру… теперь понимаешь, в чем вся фишка, да?
Пауза.
– Словом, ты повелся на все это.
– Пойми, я не мог иначе. Они меня заманили – я уже не мог обрубить. Кроме того, ты ведь понимаешь, я делаю