Пуля застряла в Петькином черепе, но он каким-то чудом выжил. На его маленькой голове около правого глаза остался шрам, и остались сильные головные боли. Не раз и не два во время страшных ночных приступов Петька звонил Демидину, и тот добирался к нему через пол-Москвы, отпаивал его дефицитными лекарствами и грибными отварами, и тогда боль понемногу отступала.
Вова Понятых подошёл к Петькиному подъезду за полчаса до назначенного времени. Петька жил в довольно новом районе, застроенном похожими друг на друга серыми многоэтажками. На скамейке перед входом сидело двое нетрезвых парней. Любопытный Вовка, проходя мимо, прислушался к обрывкам разговора.
– Сидим, пиво пьём, короче…
– Блатной один… сигаретку, грит, дай…
– Ну.
– Короче, грю, вали отсюда…
Вова вошёл в подъезд, покосился на живописные надписи на стенах «Жека мудак», «Лизка даёт», «ВДВ», бросил взгляд на обгоревшие почтовые ящики и, поморщившись, зашёл в пропитанный аммиачным запахом лифт – не тащиться же пешком на седьмой этаж.
Дверь в Петькину квартиру была окована железом. Вместо звонка к косяку было приделано бронзовое кольцо в виде змеи. Вовка постучал кольцом, наблюдая, как змея колотится о металл чешуйчатой башкой. Дверь открыл Петька. Вид у него был озябший, и под глазами темнели круги.
– О! – сказал Петька и шмыгнул. – Заходи.
– Вообще-то, я рано… – сказал Вова.
– Ничего, проходи, – рассеянно сказал Петька.
Он потирал руки одну о другую, и ёжился, хотя в квартире было тепло.
Понятых прошёл в комнату. У стены стоял кожаный диван, над которым висел гобелен «Утро в сосновом бору» с играющими медвежатами. Поверх медвежат Петька повесил две скрещённые сабли.
Пол был покрыт старым ковром, на котором лежали стопка журналов «Химия и жизнь» и роскошная «Энциклопедия холодного оружия». В углу комнаты стоял маленький токарный станок.
Окно прикрывали тюлевые занавески, и рядом стоял стол с выточенной из снарядной гильзы настольной лампой, шесть стульев и небольшой книжный шкаф. Вова всмотрелся в корешки и разглядел несколько исторических романов, «Три мушкетёра» и трёхтомник Афанасьева «Народные русские сказки».
– Коньячок? Винцо? – спросил Петька.
– Нет, спасибо, – ответил Вова, и, усмехнувшись про себя, подумал: «Я на службе не пью».
Однако странным образом он чувствовал себя здесь не совсем «на службе» и испытывал от этого угрызения совести. Демидин и древляне затронули в нём нечто глубокое, связанное теперь с его полётом и поисками во сне, нечто связанное с Ольгой. Надежда на новое чудо теплилась в Вовкиной душе, и предстоящая встреча с Демидиным волновала его.
Он уселся на диван и спросил:
– Ты уезжал куда-то?
Петька поставил напротив стул и тоже сел.
– В леса, где стоял Коростень.
– Коростень?
– Столица