Скрипел гамак. Он раскачивался между деревьями. В нем, обложенный большими подушками извивался и чертыхался рыжий детина с густыми усами и круглыми серыми глазами. Подушки падали. Детина рычал. Сверху на все это безобразие с ветки липы, с безопасного расстояния взирал пестрый упитанный кот и иногда от возбуждения шипел.
– ХШШШШ! Брысь, Федька!
– Я Петька, а не Федька!
– Да это кот! Федька соседский, шелапутина, цыплят таскает…
Друзья орали, не слушая друг друга. Кот порскнул прочь. Выдрессированная собака, до сих пор терпеливо дожидавшаяся команды, вопросительно заскулила, глянув на хозяина.
– Петро, что с тобой такое? Слезай с гамака и объясни! – взревел хозяин, перекрыв густым басом остальные звуки.
– Миня, какой, слезай? Где близнецы? Где эти маленькие… Да посмотри, черт тебя возьми!!!
Ох! Кто не читал Свифта, совсем забытого, кажется, теперь, мог поучиться у Мишиных близнецов.
Скуратовский друг Петр Синица мирно заснул сном праведника. Интересно, бывают «послеобеденные праведники»? Или им следует быть голодными? Нет, это вроде, «велико постники» голодные, а праведники…
– Ми-ня! Они меня пришили, твои эти огольцы! Ты только.... Всюду! И за майку, и за штаны, и руки и ноги пришили! Ну? Видишь? Не только привязали, а еще и… Я им больше… Ни за какие коврижки больше ничего никогда не расскажу! В теннис играть не буду! Рыбу…
– Петь! Утихни. Я сейчас ножницы принесу. А мужичков выпорем. Ну не ори! Рыбу ты ловить вообще-то не любишь! Ты ведь моих мурашей тоже не любишь, а?
Миша старался отвлечь приятеля. Синица… Ох, он ведь сказал, а вернее, проорал чистую и горькую правду! Восьмилетние скуратовские безобразники аккуратно, старательно вдвоем(!) толстыми рыбацкими иглами с огромным ушком пришили Петра к гамаку с матрацем всюду, где смогли дотянутся. Да как ловко!
Скуратов сбегал домой, притаранил инструмент и принялся освобождать страстотерпца, который устал вопить и уже только стонал.
История вопроса
Миша с Петром познакомились лет пять назад. Дело было так. Михаил – кандидат наук и младший научный сотрудник, как водится, зарабатывал гроши. Он зарабатывал их на самом биофаке МГУ На родной кафедре. Что могло быть почетней и прелестней раньше в дни проклятого… чего? Да-да, проклятого социализма! Так вот, что могло быть лучше для ученого, чем «остаться на кафедре» и сразу поступить в очную аспирантуру! Для энтомолога – акт настоящего признания. Уважения к знаниям и возможностям. Имя среди знатоков. Защита диссертации без черных шаров. И это все хорошо… Но и в совке это было бы очень скромно, не говоря про теперь! А жить-то надо…
Миша был уже женат. Жена Инка про себя говорила – хожу на службу. С подробностями она не спешила. Инка тоже раньше была «своя». Занималась «поведением», на кафедре высшей нервной деятельности к ее работе по