– Представляешь, блин, этот мудила не только выпил залпом стакан самогона, но даже, едрёна вошь, не поперхнулся, разрази его гром. У нас с мужиками текут слюнки, мать твою, саднит горло от желания опрокинуть стопарик, а долбанный гомик сделал вид, что не знает нас. Ну не педик ли он после этого!
– А то, – кратко произнес Николай и закашлялся.
– Э, да ты, кореш, того, не переживай. Небось, сам мечтаешь, ёшкин кот, заложить за воротник. Дерябнуть бы, блин, по сто грамулек и все дела. И хворь, мать ее за ногу, как рукой снимет.
– И не говори, – опять кратко ответил Николай.
– Ничего, мать твою, выйдем отсюда и наверстаем свое. За нами не заржавеет, едрёна вошь. Найдем бабёнок, потискаем вволю, бляха муха, и покажем, блин, где раки зимуют.
Николай молча кивнул головой в знак согласия, прошел к своей кровати, снял тапочки и плюхнулся поверх одеяла. Виталий прошелся по комнате к столу, взял яблоко, потер его о свою рубашку, надкусил и, грызя на ходу, направил стопы к своей кровати. В отличие от Николая он спокойно сел на нее, смахнул с одеяла отлетевшее от яблока семечко, смачно высморкался в смятый, не первой свежести носовой платок, больше напоминающий замызганную тряпочку, и снова вонзился зубами в яблоко.
Наступало время ужина. Виталий и Николай сосредоточились на чем-то своем, возможно, недосказанном во время предшествующего столь содержательного разговора. Они остались в палате в ожидании того, когда им в очередной раз принесут положенное в больнице питание.
Левин, в свою очередь, захватив с собой кружку и ложку, вышел из палаты и чуть не столкнулся с раздатчицей, которая громким, но монотонным голосом повторяла: «Ужин, ужин». Восточного типа женщина, то ли казашка, то ли узбечка, шла по коридору, открывала двери в каждой палате и бросала в ее пространство одно и то же слово.
В столовой образовалась небольшая очередь, состоявшая в основном из пожилых женщин и мужчин. После оповещения о том, что можно идти на ужин раздатчица вернулась на свое рабочее место и одарила всех страждущих вторым блюдом. Белый и черный хлеб пациенты брали сами, как и чай, который наливали из стоящего на подносе чайника. Большинство пациентов садились на свободные места и молча съедали свой ужин, не обращая ни на кого никакого внимания. Лишь за одним столом сидели три женщины в возрасте от 60 до 65 лет, которые вели оживленную беседу. По всему было видно, что они провели уже несколько дней в больнице, познакомились и нашли общие темы для разговора.
Когда до Левина дошла очередь и он получил тарелку второго блюда, состоявшего из тушеных овощей с аппетитной, на первый взгляд, сосиской, то свободных мест за столами не оказалось, кроме того стола, за которым поедал свой ужин странный, небритый мужчина. К нему почему-то никто не садился, и ему ничего не оставалось, как сесть на одно из свободных мест за этим столом. На слова «Приятного