Возненавидит ли она Эрика после того, как узнает, что он натворил?
Конечно, как же иначе.
Внезапно я замедлил шаг и остановился. Нахмурившись под маской, я взглянул на пианино, как всегда желая играть. Должен сказать, что моя неспособность воспроизвести хотя бы две взаимодополняющие ноты была одной из самых жестоких частей проклятия.
Меня не только преследовали осколки моей собственной расколотой души вместе со всеми воспоминаниями об этом доме, но они еще и насмехались над этим нетронутым инструментом, который, хотя и сиял лакированной чернотой, издавал для меня не больше музыки, чем его разрушенный близнец. Чудесным образом мое пианино, то, которое я считал истинным, все еще занимало то же место в доме на стороне Армандов.
Не столь важно, какую роль пианино играло в жизни этой семьи, оно, скорее всего, не простоит там долго. Это было еще одним поводом для волнения, поскольку последний человек, намеревавшийся избавиться от моего пианино, покинул этот дом… довольно потрепанным.
Подобная участь ожидала Армандов. И я прекрасно знал, что это лишь вопрос времени.
Если бы только Стефани не была такой…
– Упрямая, – пробормотал я из-под маски, меряя шагами комнату. – Противоречивая.
Что еще я мог о ней сказать?
– Она может уколоть сильнее колючки, – последовал мой сухой ответ, и я усмехнулся. – Отважная, – добавил я. – Но упрямая и непримиримая. Да, ум и красота в избытке, но никакого намека на утонченность. Что сказали бы о ней мои родители? Представить страшно. А вот Мириам была бы от нее в восторге. Даже не сомневаюсь.
Зачем я разговаривал сам с собой? Ладно, иногда я беседовал со своими личинами – слабыми осколками меня самого, – которые сновали вокруг меня, по всему дому и вокруг него. Призраки моей собственной души. Но я никогда не выражал вслух свои мысли. Да и зачем, если мои личины делали это за меня.
Неужели я просто для своей выгоды озвучивал свое мнение о Стефани, как только оно сформировалось?
– Не совсем так, – слева от меня раздался язвительный голос, который я узнал с первых же секунд. Хотя его вообще трудно было назвать голосом.
Мое тело замерло, а взглядом я впился в пианино, не осмелившись поднять глаза на обладателя жуткого голоса.
Я привык, что в любой момент ко мне могла присоединиться одна из моих личин, но было довольно необычно, что он появился так внезапно и без предупреждения.
Что же заставило его покинуть свой подвал?
Неужели недавний визит Мистера Арманда все-таки его взволновал, как я и опасался?
– Ты и правда не догадываешься, что меня привело? – спросил он, отвечая на мои мысли, которые на самом деле были в той же степени и его.
Мои личины. Олицетворенные осколки моей души. Одну или даже двадцать из них всегда можно было обнаружить слоняющимися