Дом и алтарь. Нелл Уайт-Смит

счастья (никогда ничего, кроме ужаса), но счастлива я была. Я плакала, но в том числе и от чистого, почти молитвенного, почти священного счастья – небо меня наказало за то, в чём я наконец-то оказалась сама виновата: я связалась с наркоманом, вообразила себя спасительницей, игралась с чужою судьбой и вот – стою на коленях где есть. Он умер не в тот день. Когда он умер, никто спасти-то и не пытался. Просто раннее утро, коронер, пахло росой. В тот же день, или на следующий, его труп купил этот дом, а я забрала к себе все те книги, что принадлежали ему. Три тома на разные темы. Один из них сейчас в сумке у входа. Я не помню какой. Я не читала их, даже названий, а почему я взяла их себе, не знаю сама. Может, оттого, что я привыкла искать утешение в книгах. Наверное, поэтому и вернулась за ними в тот вечер.

      Ноги быстро несут меня в библиотеку. Звуки перелистываемых страниц совсем теряются за скрежетом песка по старым стенам дома. Внутри комнаты действительно очень много разлитой по полу войры. Она всегда стремилась из остовов погибших домов именно сюда, потому что микроскопические механизмы, составляющие её, привлекают именно живые существа – книги.

      Чёрная, идущая странной, почти неестественной рябью жидкость войры действительно переворачивает страницы книг, будто бы их читает. Но это уже не бездумное, машинальное действие коллективного разума миллиардов и миллиардов механизмов, пользующихся общими памятью и информацией, закодированными в связующей их жидкости. Это разумное существо, с телом, но без собственной воли.

      Я оглядываюсь на лежащий на столе труп и возвращаю взгляд на войру. Да, сейчас они все такие же, как это тело – слепой манипулятор, которым пользуется дом. Способный на многое, способный убить или покалечить, способный наказать меня.

      Я знаю это очень чётко и очень точно. Потому что войра не просто листает – она переписывает книги, вытравливая из них чернила и складывая новые слова из собственного тела. Включается и выключается вода в ванной, сильно шпаря из заикающегося и сотрясающегося смесителя. Мне становится в ритм этих звуков то жарко, то холодно.

      Готовые после работы войры книги лежат у входа, я беру одну из них. Это старая сказка, и теперь она про меня. Здесь есть простой, но понятный текст, даже иллюстрации. Вот она я – герой, что борется с чудищем, а чудище – это дом. А в конце я побеждаю. Я стою на его крыше – гордая своей победой, новая, преображённая, познавшая себя до конца. Я уверена в том, что это же послание в том же или похожем виде содержится в каждой переписанной книге. И я отчётливо понимаю его смысл.

      Дом говорит мне этим одну простую, но жуткую вещь – он знает, что я считаю себя сильнее него. Он, уже убедительно доказав, что всё это время следил за мной, теперь пытается сообщить, что и все изменения, произошедшие внутри моей личности, были ему подконтрольны, что власть, полученная им однажды над маленькой девочкой, никуда не делась, и не исчезла,