В это путешествие я взял ценности и почти все свои деньги. Я был вынужден забрать золотые цепи у Сигунн и двумя из них расплатился с монахами. При этом я мысленно поклялся, что однажды вернусь сюда и заберу у них свои драгоценности.
На второй день нашего пребывания в Буккестане, когда наступили сумерки, я пошел на юг и запад, к холму, который нависал над городом. Этот холм был знаменит тем, что на его вершине располагались могилы древних людей, такие ярко-зеленые курганы на фоне голых склонов. Вокруг таких курганов всегда обитают мстительные призраки, и когда тропа привела меня в лес, где росли ясени, березы и вязы, я ощутил сильный озноб. Мне объяснили, куда идти, и предупредили, что, если я ослушаюсь, колдунья не покажется мне, однако сейчас я страшно жалел о том, что пошел один, без спутника, который оберегал бы мои тылы. Я остановился, но не услышал ничего, кроме дыхания ветра в листьях да шелеста воды в ближайшем ручье. Вдова рассказала мне, что одни вынуждены ждать, когда перед ними появится Эльфаделль, по несколько дней, а к другим, даже к тем, кто заплатил серебром или золотом, колдунья вообще не выходит.
– Она может раствориться в воздухе, – сообщила вдова, перекрестившись. Однажды, добавила она, колдунья отказалась являться самому Кнуту.
– А ярл Сигурд? – спросил я. – Он тоже к ней ходил?
– Он приезжал в прошлом году, – ответила она, – и был очень щедр. Его сопровождал какой-то сакский лорд.
– Кто именно?
– Откуда мне знать? Они ко мне на постой не просились. Они ночевали у монахов.
– Расскажи мне все, что помнишь, – попросил я.
– Молодой, – начала она, – с длинными волосами, как у тебя. Но он точно был саксом. – Большинство саксов в отличие от датчан стригли волосы коротко. – Монахи называли его Саксом, лорд, – продолжала вдова, – но кем он был на самом деле, я не знаю.
– А он точно был лордом?
– Он был одет как лорд.
На мне была одежда из кожи и кольчуга. Я не видел в лесу никакой опасности и поэтому уверенно шел вперед, пока не обнаружил, что тропинка упирается в известняковый утес, рассеченный огромной трещиной, из которой вытекает ручеек и, обегая упавшие осколки, с громким журчанием устремляется в лес. Я огляделся по сторонам, но никого не заметил и ничего не услышал. Мне даже показалось, что и птицы замолкли, хотя наверняка это был плод воображения, разыгравшегося из-за беспокойства. Я различил следы на берегу у самой кромки воды, но потом убедился, что они давние, глубоко вздохнул, перебрался