Кто-то лжет.
Глава вторая
Я не осознавал, насколько важен Альфреду этот договор, пока не вернулся в Буккингахамм и не обнаружил там шестнадцать монахов, которые увлеченно поедали мои продукты и пили мой эль. Самые младшие из них были безусыми подростками, старший же, предводитель, – тучным дядькой моего возраста. Его звали брат Джон, и он настолько сильно заплыл жиром, что с трудом поклонился мне.
– Он из Франкии, – гордо объявил Уиллиболд.
– Что он здесь делает?
– Он королевский певчий! Возглавляет хор.
– Хор? – переспросил я.
– Мы поем, – сказал брат Джон раскатистым голосом, который, казалось, звучал из его необъятного брюха. Он повернулся к своим монахам, властно взмахнул рукой и закричал: – «Soli Deo Gloria»[3]. Всем встать! Глубокий вдох! По моей команде! Один! Два! – Они запели. – Рот открыть! – орал им брат Джон. – Шире рот! Громче! Из желудка! Чтоб я вас услышал!
– Хватит! – тоже заорал я, прежде чем они допели первую строку. Я передал свой меч Осви, своему слуге, и подошел к очагу, чтобы согреться. – С какой стати, – обратился я к Уиллиболду, – я должен кормить поющих монахов?
– Нам нужно произвести впечатление, это важно, – ответил он, с сомнением глядя на мою заляпанную грязью кольчугу. – Мы же представляем Уэссекс, лорд, и мы должны показать всю роскошь двора Альфреда.
Вместе с монахами Альфред прислал знамена и хоругви. На одном красовался уэссекский дракон, на других были вышиты святые или другие священные изображения.
– Мы и эти тряпки потащим с собой? – спросил я.
– Конечно, – ответил Уиллиболд.
– А я могу взять с собой знамя с Тором? Или с Одином?
Уиллиболд вздохнул.
– Прошу тебя, лорд, не надо.
– А почему бы нам не взять хоругви с женщинами-святыми? – осведомился я.
– Уверен, мы можем взять их с собой, – сказал Уиллиболд, довольный моим предложением, – если тебе так хочется.
– Одну из тех святых, которую раздели догола, прежде чем убить, – добавил я, и Уиллиболд опять вздохнул.
Сигунн принесла мне рог с элем, и я звонко ее чмокнул.
– Здесь все в порядке? – спросил я у нее.
Она перевела взгляд на монахов и пожала плечами. Я заметил, что она вызвала у Уиллиболда живейший интерес, особенно после того, как я обнял ее и прижал к себе.
– Она моя женщина, – объяснил я всем.
– Но… – начал он и тут же замолчал. Он думал об Этельфлед, однако у него не хватило духу произнести ее имя.
Я улыбнулся ему.
– У тебя ко мне какой-то вопрос, отец?
– Нет-нет, – поспешно проговорил Уиллиболд.
Я посмотрел на самую большую хоругвь, огромный и яркий прямоугольник кремового полотна с вышитым распятием. Она была такой большой, что ее могли нести только двое, а если бы дул сильный ветер, то им на подмогу понадобился бы еще кто-то.
– Йорику известно,