Желудок подал сигнал чрезвычайного бедствия: последний раз я ел двадцать три часа назад. Я отправился в кухню. Но прежде чем дошел до нее, парадная дверь с шумом открылась и в дом ввалились мои родители, дяди и кузен.
– Привет, дорогой, – бросила мама, подставляя для поцелуя нежную, приятно пахнувшую щеку. Так она приветствовала всех, от импресарио до хористов из задних рядов. Материнство не было ее стихией. Высокая, стройная, шикарная… Ее стиль казался небрежным, но родился в результате серьезного обдумывания и больших затрат. По мере приближения к пятидесяти она становилась все более и более «современной». Как женщина она была страстной и темпераментной, как артистка – первоклассным инструментом для интерпретации гения Гайдна: его фортепианные концерты она исполняла с магической, щепетильной, экстатической точностью. Я видел, как самые суровые музыкальные критики выходили с ее концертов со слезами на глазах. Поэтому я никогда не ждал, что на широкой материнской груди найду утешение в моих детских горестях, и никогда не рассчитывал на возвращение мамы, которая испечет сладкий пирог и заштопает носки.
Отец, всегда относившийся ко мне с деликатным дружелюбием, спросил в форме приветствия:
– У тебя был хороший день?
Он всегда так спрашивал, и я отвечал «да» или «нет», зная, что на самом деле его это не интересует.
Я ответил:
– Я видел, как застрелился человек. Нет, это был нехороший день.
Пять голов повернулись в мою сторону.
Мать воскликнула:
– Дорогой, что ты имеешь в виду?
– Жокей застрелился на скачках. Он стоял футах в шести от меня. Эго было ужасно.
Все пятеро теперь стояли и смотрели на меня, раскрыв рты. Лучше бы я не говорил им: в воспоминаниях все казалось гораздо страшнее, чем тогда.
Но на них это не подействовало. Дядя, виолончель, со щелчком закрыл рот, вздрогнул и прошел в гостиную, бросив через плечо:
– Раз ты ходишь на эти эксцентричные гонки…
Мать проводила его глазами. Когда он поднимал свой инструмент, прислоненный к дивану, раздался звук басовой струны. И это подействовало на остальных как неотвратимое притяжение магнита: они потянулись за ним. Только кузен в задумчивости задержался на несколько минут, оторванных от Искусства, затем и он вернулся к своему кларнету.
Я прислушался: они рассаживались, пододвигали пюпитры, настраивали инструменты. Потом начали играть быструю пьесу для струнных и деревянных духовых, которую я особенно не любил. Квартира вдруг стала невыносимой. Я спустился вниз на улицу и отправился, сам не зная куда.
Было только одно место, куда я мог пойти, если мне хотелось покоя, но я не позволял себе приходить туда часто из опасения, что наскучу визитами. Прошел уже целый месяц, как я не видел кузину Джоанну, и мне было необходимо ее общество. Необходимо. Вот единственно правильное слово.
Она открыла дверь