Миша был доволен своим доводом, но последовавший за ним ответ Кусто, которого, к слову, пришлось ждать более получаса, убрал улыбку с его лица.
«Понимаю. Ничего страшного, давайте тогда встретимся в Багдаде через два дня. Сегодня уже не получится. У меня регистрация в «Шереметьево» через полтора часа», – писал океанолог.
«Вот тебе и на, – подумал Миша. – Багдад? Это что вообще такое? Тут моя судьба решается, а он надумал шутки шутить».
Не зная, как лучше поступить в данной ситуации, он решил спросить совета у Профессора.
Узнав, что Миша до сих пор не встретился с Кусто, Профессор вышел из себя и стал выражаться грубее обычного:
– А чему ты удивляешься?! Летит человек в Ирак. Я тебе когда его номер дал?! Почему раньше было не позвонить?!
– Я же не знал, что он у вас такой деловой. Скажите мне на милость, что океанологу делать в Ираке?
– Не твоё дело. Ты мне лучше скажи, почему ты такой проблемный? За тебя поручишься, а ты как всегда. Давай дуй в посольство, я сейчас им позвоню, сделаем тебе дипломатическую визу, сразу и полетишь.
– В Ирак? Там же война. Ещё и наши самолёты подключились. Им сейчас только подавай русского, чтобы голову отрезать. Может, я с ним позднее увижусь? Он же вернётся в Москву, правильно?
– Нет, неправильно. Он потом сразу в океан, и ещё полгода ты его не увидишь, что, впрочем, означает, что ты его уже никогда не увидишь, и вообще ничего никогда не увидишь! А теперь скажи мне внятно: ты летишь или нет?
– Лечу.
– Теперь правильно. Советую тебе молиться, чтобы понравиться Кусто, потому что в Москве я тебя, идиота, больше терпеть не собираюсь.
Взамен желанной свободы, ради которой Миша затеял всю эту историю с океаном, он был вынужден упиваться надеждами на снисхождение пока ещё не знакомого ему начальника, опыт заочного общения с которым не внушал оптимизма.
Для себя Миша охарактеризовал Кусто как самодура с отвратительным чувством юмора. Встречи с ним он боялся не меньше, чем попадания в плен террористов. Тех, по крайней мере, можно было задобрить щедрым бизнес-предложением, а как подступиться к чудаковатому учёному, он не знал.
6.
Миша настолько долго сидел с закрытыми глазами, что запечатлённые отпечатки света, спроецированные на внутреннюю поверхность век, успели раствориться. Он погрузился во мрак однородной черноты. Но гладкость картинки не сопутствовала устройству гладкости мысли. Миша нуждался в спокойствии и надеялся, что пустота станет его помощником в поиске внутренней силы; но на деле она лишь подчеркнула половинчатые мысли, которые незавершёнными обрубками вливались в беспрерывный поток сознания.
Смирившись с поражением на пути к духовному равновесию, Миша открыл глаза и посмотрел в иллюминатор. Самолёт,