– Удивили вы меня, Лев Алексеевич.
– Чем же?
– Я, признаться, было думал, что вы агент Запада, а вы вдруг так их отчихвостили.
– Тьфу ты, бред какой. Никого я не чихвостил!
– Тогда в чём же символизм вашего фарса? Вы что-то говорили про «полярность» мирового устройства, – откинувшись в кресле, спросил Миша, при этом сардонически улыбаясь, неумело подражая самым беспринципным злодеям из литературы и кино.
Профессор бросил на Мишу озадаченный взгляд.
– А ты, похоже, совсем дурак, – сказал он.
От этих слов Миша пришёл в смятение. Профессор впервые обозвал его, хоть и подобрал для этого не самое грубое слово. Дальнейшие слова наставника приобрели грубый и небрежный характер, чего ранее также не случалась. Прежде Крымский уже почти поверил, что они общаются на равных.
– Значит, полярность его, видите ли, беспокоит. Нормально, когда об этом думают они! – здесь Профессор неожиданно прикрикнул и махнул рукой в сторону окна: за ним сорокалетний увалень с припущенными до задницы шортами поедал сладкую вату. – Но ты-то чего? Думал, мне не доложат?!
Злость наставника не испугала Мишу, его в принципе было сложно внезапно испугать, потому что ввиду своей заторможенности или, справедливее сказать, рассредоточения внимания он всегда упускал момент, когда следовало пугаться, а когда до него наконец доходило, что ситуация опасная, пугаться уже не имело смысла.
– Михаил Петрович, друг мой, ты понимаешь, о чём я?! – продолжил Профессор.
– Нет, – внешне спокойно ответил Миша, опасаясь, что речь пойдет о его блоге. Лев Алексеевич тяжело выдохнул.
– Хорошо. Объясняю. На собраниях акционеров ты присутствуешь формально. Никакого права позорить меня и голосовать против всех у тебя нет! Ты чего там себе напридумывал?! Это не твоё дело!
– А, так вы об этом? – сохраняя внешнее спокойствие, ответил Миша. – Здесь могла пострадать наша репутация. Я навёл справки, и оказалось, что рекомендуемые партнёры лет пять назад имели связь с одной организацией из числа запрещённых на территории нашей страны – с облегчением ответил Миша, посчитав, что недоразумение исчерпано. Но запущенный им аргумент попал в «молоко».
– Вот! – воскликнул Профессор. – Выходит, я был прав: ты дурак! Скажи, пожалуйста, почему до тебя до сих пор не дошло, что Рынок никогда ни с кем не воюет? Воюют они, – Профессор вновь взмахнул рукой в сторону окна: на этот раз мимо него пробежали два близнеца лет десяти. Детишки прятались за спины прохожих и вели перестрелку из водяных пистолетов.
– Нам это не интересно, – не унимался Профессор. – Мы пацифисты-космополиты. Мы при всём желании не можем остановить эту войну. Они всё равно будут воевать. Ты это понимаешь? Или ты хочешь к ним? – Лев Алексеевич