Что-то вроде игры в мафию, только вот карту выбирает себе каждый сам.
Каждый сам выбирает, когда спрыгнуть. Поближе к остальным или наоборот.
Это игра на доверие. Вроде выборов или покупки фиников на восточном базаре.
Я вижу, как прыгает первый. Его хищный взгляд. Его испуганно поджатые плечи.
Вертолет выстилает воронкой траву вокруг. Я смотрю в раскрытую дверь. Тень машины скользит по камышам и ржи.
Второй пошел. С сумкой в руках. С надеждой в мыслях. Со смертью на лице.
Время идет, и скоро я останусь единственным, кто еще не решил какую карту вытащить.
Мы не смотрим друг другу в глаза.
Слишком многое можно прочитать на лицах.
Полтора месяца после первого раунда. Тренировки, фехтование, офп.
Из нас сделали бойцов. Из нас сделали воинов.
Игра на доверие. Когда каждый будет пытаться выдать себя за друга.
Из нас не сделали дипломатов.
Словно игра в мафию, в которой каждый сам выбирает себе карту.
Та игра, в которой никто до последнего момента не знает какую карту он выберет.
Прыгает третий.
Я думаю: кто окажется из них маньяком, кто капитаном полиции, кто мафией?
Одни сговорились уже давно. Другие надеются на веру в последнее слово внутри вертолета.
Правда в том, что никто не способен выбрать стратегию заранее.
Четвертый.
Вертолет блуждает по полю как шахматная ладья.
Жизнь сама расставит нас по углам.
Мы викинги приплывшие сюда чтобы убивать. Только вот не местные варварские армии. А друг друга.
Никто по-настоящему не знает, кем он станет.
Каждый из них строит из себя жертву, строит из себя человека, которому можно доверять.
Окситоциновые наркоманы.
Только сам бой покажет, каким ты станешь.
Инструктор бьет ладонью по корпусу вертолета снаружи. Это сигнал, что пора определяться.
Они не станут кружить здесь часами в ожидании пока маменькины дочки и сыночки осмелятся спрыгнуть вниз.
Решать быть тебе злодеем или справедливцем заранее, наивнее детской мечты стать космонавтом.
Я наслаждаюсь ветром, вырывающим мои волосы из-под капюшона. Он бьет мне в лицо.
Всем сестрам по серьгам.
Пока остальные дышат затхлостью и гарью борта.
Я смотрю на Еву. Она гладит свои колени, время от времени поглядывая на окружающих. Спустя сутки половины из них не будет в живых. Она одна из немногих кто не скрывает желания начать убивать уже здесь.
Но я не вижу в её глазах ни капельки ненависти. Нетерпение.
Женщины так быстро усваивают правила.
Ненависть плохой помощник.
Он наклоняется ко мне и шепчет мне на ухо.
Чтобы вы понимали – это запрещено.
Он успевает это сделать только потому, что пятый зацепился сумкой за петли у люка, и сопровождение на минуту переключило на него всё внимание.
Он шепчет.
– Когда ты останешься один.
Разговаривать нельзя. Ветер вырывает