– Скажи на милость, зачем понадобилось подбрасывать на место крушения липовые обломки, пресс-конференцию созывать да еще мутного типа якобы из министерства приглашать? Про катастрофу никто ничего не знал, даже местные словом не обмолвились. Единственным свидетелем оказался Макс, который тут же пропал. И потом, ты видела запись? Похоже это на крушение самолета?
– Ни капли! – твердо ответила Юля. – Больше смахивало на аварийную посадку.
– Вот! – глаза у Никиты полыхнули торжеством. – Если б эта зараза рухнула да еще взорвалась, грохот и на трассе, и в райцентре услышали бы, не то что в Миролюбове или в Каменном Броде. А толчок? Что, никого на постели не подкинуло, люстры не тряслись, стекла не дребезжали? Вон уголь на карьере взорвут, и то стул подо мною едет!
– Так, может, подумали, что опять на карьере взрывают, и не обратили внимания? – робко заметила Юля.
– Вот еще! – отмахнулся Никита. – Ты в своем уме? Кто ночью на карьере будет взрывать? А зарево от пожара куда делось? По уму, полтайги должно выгореть, а там ничего подобного! Небольшой лесоповал от воздушной волны, десяток опаленных сосен, снесенная вышка да длиннющая борозда. Бетон будто вспороли перфоратором. Да там через полчаса масса народа должна была сбежаться, чтобы поглазеть! Но никто не сбежался, и вообще – несколько дней абсолютная тишина, отсутствие связи по всей округе, а затем – пафосная пресс-конференция, на которой нам мастерски навесили лапшу на уши. Зачем?
– Журналисты могли узнать о катастрофе и растрезвонить на весь свет.
– Откуда, если ее не было? Это мы знаем, что там ухнуло нечто иное, нежели обычный «Ан». И то лишь благодаря Максу. Если б кто-то еще узнал, газеты и телевидение верещали бы на все голоса. Неделя прошла, можно было вообще ничего не сообщать. Однако нам подсунули жирную утку. На фига этот головняк?
Юля настолько глубоко ушла в себя, задумавшись над его вопросом, что умудрилась проскочить на желтый свет под неодобрительные гудки водителей.
– Непонятно! Совсем! – призналась она наконец. – Нецелевое разбазаривание левой информации. Или показуха эта не только для прессы?
Никита застыл на несколько секунд, а затем радостно улыбнулся.
– Ты права! Показуху устроили не только для нас. Узнать бы для кого еще?
Но развить эту тему не удалось. Они забрали Ирину, а при ней обсуждать катастрофу сочли неприличным. Мать Максима, неестественно выпрямившись, сидела на заднем сиденье. Всю дорогу до Миролюбова она молчала, лишь на лице росли и становились ярче два пунцовых пятна. Она с такой силой стиснула ручку сумки, стоявшей у нее на коленях, что побелели костяшки пальцев.
Юля изредка бросала на нее взгляд в зеркало заднего вида, и сердце ее сжималось от жалости. Лихорадочный румянец, бледные губы, опухшие от слез глаза, напряженная поза – Ирина держалась из последних сил. И они ничем, абсолютно ничем не могли ей помочь! Слова сочувствия казались мелкими и ничтожными. И есть ли такие слова на свете, которые способны утешить мать, потерявшую единственного сына?
Глафира словно не