Я отребье. По кромке дороги идет отец, ведет за руки детей. Эта картинка – как удар ножа, как сгусток боли. Почему я не могу быть таким? Просто отцом с обычными интересами, обычными делами. Я же помню, как все было: прогулки, семейные пикники, дни рождения, праздники, Рождество. Воспоминания приходят откуда-то издалека, из давно утраченного мира. Я изгнал счастье, избавился от времени, когда был всем доволен. Нормальный мир окрашен в цвета радуги, а мой – тусклый и серый. Почему я не могу снова стать прежним? Как так вышло, что я потерял себя? Это мое личное хождение по мукам. Я тону, я слишком погружен в собственные страдания, чтобы думать о людях, которым я причиняю боль, – о жене, о детях. Жена называет меня «дьяволом в доме», который все равно возвращается, сколько его ни выгоняй. Наркотик встал между нами, разорвал узы, убил веру в то, что мы пара и семья, что мы будем вместе и сообща справимся с проблемами. Я предал доверие жены. Я снова и снова клялся ей перестать, говорил, что нет, я не веду себя странно, и нет, я не употреблял, и нет, с моим голосом все в порядке, и да, я завязал, и это определенно был последний раз. Но я как все наркоманы. И вы знаете, что я лгу каждый раз, когда шевелю губами.
Я злюсь, когда мою ложь подвергают сомнению, когда жена спрашивает о запачканной кровью салфетке, или хочет посмотреть на мои руки, чтобы проверить, нет ли синяков, или находит потерянную иглу или пустую ампулу. Я придумываю какую-нибудь историю: пытаюсь объяснить, что сегодня сдавал анализ крови или приложился рукой о дверцу машины, а ампула, должно быть, лежит тут уже несколько месяцев. Это звучит глупо даже в тот момент, когда я говорю, но ничего другого я не могу сказать. «А как же дети? – спрашивает она. – Что, если Джек, или Кэти, или Грейси поранятся этой иглой? Как ты себя почувствуешь? Ты что, о них не думаешь?» У меня нет ответа. Я думаю, что мне не все равно, но наркотик всегда на первом месте.
Я постоянно смотрю на часы, пытаясь поторопить время. Двое суток, твержу я себе, всего сорок восемь часов, а потом станет легче, и я буду знать, что худшее позади. Но прошло всего несколько часов, время тянется, даже секунды бесконечны. Я снова ложусь. Затем встаю, сгибаюсь пополам от боли в животе, иду на кухню попить, терплю очередной приступ диареи. Грязный и потный, принимаю ванну и постепенно согреваюсь, но слишком нервничаю из-за того, что лежу долго. Выход из теплой воды действует как шок: я мгновенно замерзаю и быстро-быстро вытираюсь насухо.
Наступает первая ночь. Я боюсь ночи. Темнота была мне другом, но теперь время простирается передо мной,