Мать крутилась над девочкой, как наседка над цыпленком хворым. Простое синее платье, которое она не снимала уже несколько дней, сильно измялось. А длинные русые волосы, уложенные в толстую косу, совсем растрепались.
На лавке, сурово и неподвижно, точно окаменевший великан, сидел могучий старик. Немигающий взор его карих глаз был устремлен перед собой. Седая борода и глубокие морщины, испещрившие выдубленное солнцем и ветром лицо, выдавали преклонный возраст.
А над тремя безмолвными людьми под самой крышей, в дымном полумраке, повисло напряженное ожидание. Тяжелое, незримое и мучительное…
Внезапно послышался стук копыт. В дверь постучали, и звучный голос нетерпеливо произнес:
– Это я, Бральд. Отворяйте! Привел!
Женщина облегченно выдохнула: «Целитель!» Старик резко поднялся, шагнул к двери, отпер засов. Его невозмутимое лицо слегка дрогнуло – под маской видимого спокойствия таилась великая тревога.
Дверь со скрипом отворилась, открывая взорам людей невысокую фигуру в плаще с капюшоном. В полутьме лица было почти не видать. Старик прищурился, силясь разглядеть крючковатый нос, длинную бороду и морщинистое лицо – таков, по его мнению, был истинный целитель.
Вот незнакомец шагнул вперед, и старик распахнул глаза от изумления. Перед ним стоял не старец, не мужчина и не парень даже – мальчишка! Мальчишка, которому от силы годков тринадцать набежало.
Из-под плотного капюшона цвета лесного мха выбилась кудрявая прядь огненно-рыжих волос. Юная кожа мальчика, щедро усыпанная веснушками, даже намека не таила на морщины. И только ясные карие глаза казались многим старше своего владельца. Их взгляд источал необычайное спокойствие, завидную мудрость и знание.
У пояса целителя висела сума диковинной выделки, да и сам плащ, расшитый дивными, мерцающими в темноте травяными узорами, говорил, что трудились над ним не людские руки.
Старик нахмурился. Он привык к размеренной жизни вдали от городской суеты и не жаловал чужаков. А тех, кто якшался со всяким сбродом, умевшим творить чудеса, не переносил и подавно. Но лекарь был нужен, и когда этот мальчишка, спешно кивнув в знак приветствия, уверенно направился к постели больной, старик проводил его недовольным взглядом, но смолчал.
Следом за целителем в дом вошел рослый русоволосый мужчина в длинном сером плаще, замызганных штанах и стертых сапогах. Глаза, точь-в-точь как у хозяина, только без красных прожилок и желтоватой старческой пелены, выдавали кровное родство. Крупные обветренные губы растянулись в улыбке.
– Насилу сыскал.
Юный целитель откинул капюшон, жестом указал женщине поднести поближе масляный светильник и бережно вгляделся в бледное, осунувшееся детское лицо.
– Удушлица[1], значит, подкосила, – прошептал он.
Прикоснувшись ладонью ко лбу девочки, целитель качнул головой и недовольно нахмурился. Обхватив тонкую ручку