– Знаю, – откликнулся Джехангир, снимая свое полотенце с веревки, протянутой через всю комнату от его кровати до Мурадовой. В дождливые дни, когда стираное нельзя вешать на балконе, веревка превращается в ароматную завесу из мокрого белья.
Джехангиру больше нравится комната, поделенная на два отсека. Тогда можно притвориться, будто он – один из Знаменитой пятерки или из Пяти следопытов; у тех детей были свои комнаты, и жили они в Англии, где все красиво. Его воображение переносило комнату, разгороженную мокрым бельем, в сельскую местность Англии, в дом с прелестным садом, где поют малиновки и цветут розы, куда он мог возвратиться после приключения или раскрытия тайны. «Как бы я хорошо подошел для той жизни», – думал Джехангир.
Школьная форма лежала в стопке одежды. Полотенце отсырело от влажного дыхания муссона. Спросили бы Джехангира, он бы сказал, что, чем мыться, лучше использовать время на головоломку, на тихие берега озера Комо, синее небо над ним…
Мурад тоже захотел искупаться, но Роксана сказала, что по утрам у нее и так хлопот полон рот, без этих новых глупостей.
– Сначала даже через день не хотел мыться. Теперь ему ежедневная ванна понадобилась.
– Твой мальчик растет, – сказал Йезад, – разумным становится. Радоваться надо, Рокси.
– Прошу употреблять правильное имя моей матери, а не название кинотеатра, – произнес Джехангир дедовым тоном, зная, что позабавит отца.
– Ты на него посмотри – дедушку передразнивает! Ну подожди, быть тебе в беде при следующей встрече с чифом!
Йезад взял в ладони лицо Роксаны:
– Я весь мир вижу в этих глазах. Лучше всякого кино.
Скрипка на первом этаже продолжала упражнения, солнечными зайчиками рассыпая мажорные гаммы. Джехангир и Мурад смеялись, им нравилось видеть родителей в хорошем настроении, потому что часто выпадали дни мрачные, с криками и ссорами.
– И «Парк юрского периода» тоже видишь в маминых глазах? – съехидничал Мурад.
– Ни парка, ни динозавров, – ответил отец. – Зато вижу «Любовь сияет множеством красок».
Ответ вызвал общее веселье, а Роксана объявила, что так можно все утро проболтать, что все три лодыря опоздают, если не поторопятся.
– Мурад, убери постель, завтрак почти готов.
Ворча, что все ребята уже посмотрели «Парк юрского периода», один он не видел, Мурад задвинул свой низенький топчан под диван, на котором спал Джехангир. Топчан исчез из виду с протестующим стоном. Стол, плотно придвинутый к стене, был вытащен на освободившееся пространство, вокруг стола как раз оставалось место для четырех стульев.
«Интересно, – думал Джехангир, – он когда-нибудь начнет относиться к мытью, как Мурад?» Ежедневное мытье горячей водой было привилегией отца, поскольку на работе он встречался с клиентами. Он превратил его в ритуал: тщательно мылся с мылом, тальком и душистым маслом для волос. Он пользовался мягким и пушистым махровым полотенцем. Остальные утирались простыми, жесткими.
Джехангир однажды