– Горе отец, померла Фроська, второй день, как послали за тобой, а все нет никого! Говорит болезная – помирать буду, уж сил больше нету ждать, так и отошла, – вздохнул хозяин, – ты, теперь не обессудь, хоронить будем, отпой ее, да три дня чтобы молитвы, как полагается, а я отблагодарю!
Фома хотел выдумать историю, о том, как его задержали в лесу неприятности, вывихнутая нога или даже свирепые волки, но ясно не смог представить подходящее оправдание, поэтому по привычке ответил:
– Ну отпевать так отпевать. Про молитвы не волнуйся, все выполним по чину, как нужно, только что же, мне к вам каждый день теперь прогуливаться? Чай неблизкий свет, сам видишь, сколько брел! – в надежде, что его оставят на ночевку, накормят, да еще и оплатят труды.
Хозяин дома ответил:
– Уж потрудись, сам видишь – покойница, гостя не смогу разместить, сейчас почитай, а завтра снова приходи, заплачу, и харчей в дорожку получишь, до монастыря пару часов ходьбы, а если поторопишься, то и быстрее доберешься.
Услышав о еде, Фома обнадежился и стал вытаскивать книги из котомки, начиная готовиться к молитвам.
Покойница лежала на кровати – молодая женщина, с красивыми чертами лица, длинными волосами и каким-то странным цветом кожи, как будто живая. Совсем рядом стоял добротно отделанный, закрытый гроб.
Люди постепенно разошлись, стемнело, муха перестала жужжать и биться в окно, упав в ведро с водой и барахтаясь там в надежде выбраться. В комнате воцарилась бы мертвая тишина, если бы ее не пронизывал унылый гул Фомы, что второпях читал одну за другой строчки из книг. Муж покойницы сидел рядом и внимательно слушал. Спустя несколько часов Фома произнес последнюю молитву и перекрестившись громко захлопнул тяжелую книжку, от чего поднялась пыль от страниц, и монах громко чихнул.
– Все брат Петр! Пора мне! – засовывая книгу второпях в сумку.
Хозяин выдал монаху сверток с едой, и проводя за ворота, произнес:
– Завтра утром жду тебя отец, пораньше приходи, не будешь ночью по лесу бродить!
Фома торопился как мог, на ходу отрывая шмат хлеба, заедал кольцом колбасы, подумалось: «Хороша, с дымком! Надо бы успеть слопать, наместник еще увидит или Никодим, авось завтра и не отпустят».
Минув деревню, подошел к лесу, у первого дерева остановился и вздохнул:
– Луна, слава богу, дорожку бы не потерять.
– А это еще что, тьфу…
– Мать честная, да что там в этой колбасе, – разглядывая сочное домашнее кольцо в свете луны.
Присмотревшись, впотьмах обнаружил внутри сочных белых червей, что, не спеша ползали и тоже, видимо, подкреплялись перед сном.
– Вот тебе Фома и провизия, вот тебе монах – благодарность! – швырнув оставшийся кусок изо всех сил в дальний куст.
Кусок плюхнул, словно упал в воду.
– Что еще за вода, отродясь тут не видал ни озера, ни реки? – свернув с дорожки, что освещалась лунным светом, направился в сторону