Сперва я собирался поселиться, подобно большей части студентов, в пансионе, но передумал, когда сообразил, что жизнь в дортуаре позволит мне знакомиться с молодежью моего возраста со всей России. Я оказался прав – вскоре у меня было много хороших друзей.
Мы вели оживленные дискуссии по самым различным темам – например, помню горячие споры по поводу Бурской войны. А после Боксерского восстания 1900 г. наше внимание было приковано к Дальнему Востоку, однако больше всего нас интересовали внутренние дела страны.
Другим преимуществом дортуара было его расположение. Здание дортуара – дар одного из почитателей Александра II – было построено во дворе университета, в начале улицы, которая выводила на Невскую набережную. Красота этой набережной не переставала очаровывать меня. Именно это величественное место представляло собой самое сердце Российской империи. На левом берегу, прямо перед моими глазами, находились Адмиралтейство и Сенатская площадь, где когда-то произошло восстание декабристов и стояла конная статуя Петра Великого (пушкинский «Медный всадник»), выделявшаяся силуэтом на фоне Исаакиевского собора; а слева от «Адмиралтейской иглы» – Зимний дворец и Петропавловская крепость – знакомые символы истории нашего времени. На Васильевском же острове располагалась Академия наук, основанная в свое время как Кунсткамера (музей редкостей) Петром Великим. Огромные университетские здания были выстроены в гармоничном, величественном стиле начала XVIII в. Рядом с университетом находился бывший дворец Меншикова, ныне – военная академия. Справа к дворцу примыкала Румянцевская площадь – маленький сквер, где в 1899 г. избили студентов; еще дальше виднелись Академия изящных искусств и знаменитые сфинксы. Для меня Петербург был не только великолепным городом Петра Великого, но и местом, получившим бессмертие благодаря Пушкину и Достоевскому. Хотя трагические герои этого писателя жили в отдаленных трущобах вокруг Сенной площади, дух Достоевского тем не менее ощущался во всем городе.
Мы, новички, наслаждались восхитительным чувством свободы. Большинство из нас прежде жили с родителями и только сейчас получили возможность поступать так, как заблагорассудится. Нас бросили в водоворот жизни, где единственными ограничениями оставались лишь те, которые мы сами на себя наложили. Одним из самых замечательных символов этой свободы служил так называемый «Коридор» – длинный проход, соединявший шесть университетских корпусов. Здесь мы собирались после лекций, столпившись вокруг самых популярных преподавателей. Других мы подчеркнуто игнорировали, и те проходили мимо, изображая безразличие.
К тому времени, как я поступил в