Под повседневной действительностью постоянно прятался приглушенный ужас. Запретов существовало столько, что каждому было, что скрывать. Оставалось только гадать, кто первым на кого настучит. В нашей квартире жили и ежедневно ходили по минному полю из запретов и тайн двадцать восемь человек. Комнату по соседству с нашей, например, занимала вполне симпатичная женщина, и тем не менее я откуда-то точно знала, что с ней нужно быть начеку. Не помню, рассказал ли мне кто-то, что она стукачка, или я избегала ее просто по наитию, но… что, если она пронюхает про платки? Тут-то и сыграл свою роль наш приближающийся отъезд. Дело в том, что если в городе продукты, хоть и с трудом, еще можно было достать, то в деревне это было практически невозможно, так что любое путешествие требовало предварительной продуктовой подготовки. Вот мама и принялась запасаться съестным, для чего завела коробку из-под телевизора, куда складывала продукты: муку, макароны, сахар, печенье. Даже немного конфет – правда, не для меня, а для цыганских детей: рядом с тем местом, где мы проводили каникулы, как раз был барак, битком набитый несчастными цыганами, и если кто действительно находился на самом дне общества, так это они.
Мама на нашем минном поле оказалась настоящим другом в беде, так что запретные платки хранились на дне коробки под продуктами. К сожалению, ее соучастие в преступлении все-таки было раскрыто – хоть и не стукачкой, а моим отцом, членом коммунистической партии с 1931 года. Он пришел в ярость, и в нашей семье разыгрался чудовищный скандал. Отец орал и рычал, мама же вела себя, как партизан, попавший в лапы гестапо, и наотрез отказывалась признаваться, откуда взялись платки. Я, хоть и знала, тоже держала язык за зубами, поэтому отец так никогда и не докопался до правды. Однако он потребовал немедленно избавиться от платков, и вскоре мы уехали в деревню.
Многие горожане проводили лето в деревне – на дачах, воспетых классической русской литературой. Дача, как известно, это и место, и состояние. До революции русское общество делилось на богатых, которые уезжали летом в свои загородные поместья и возвращались в город на зиму (как царь в свой Зимний дворец) – и миллионы крестьян без всяких прав, по большому счету рабов, которые постоянно жили в деревнях. Кроме того, существовала средняя прослойка горожан, не имевших собственных поместий, но тоже желающих вывезти семью на лето на природу. Их-то и называли дачниками. Они снимали дачу в деревне, недалеко от города, чтобы отцу семейства удобно было приезжать к ним после работы. Дачники могли быть более или менее обеспеченными, но бедными они не бывали точно, так что вокруг них быстро образовывалась инфраструктура из молочниц, сторожей, конюхов, лодочников, кормилиц и прочих представителей сферы обслуживания