Думаю, по моему кислому лицу сразу стало ясно, что ничего я не читала. Андрей попытался меня спасти, подняв руку и громко воскликнув:
– Эльвира Сергеевна! А можно сначала вопрос по параграфу, я не все понял, тема сложная!
– Вот Олеся тебе и объяснит, – Эльвира Сергеевна продолжала ласково улыбаться, но ее черные глаза были холодными и жестокими.
– Ты влипла, – шепнула мне Ася напоследок.
Да, а так не ясно?
Нерешительно направляясь к доске, я пыталась вспомнить, что у нас сейчас за тема, и хотя бы название параграфа. Увы, вчера так увлеклась беседами с бабушкой и Ларсом, что все вылетело из головы. А теперь иду, будто осужденный на казнь пленник, и вряд ли царь меня помилует.
– Что же, Олеся! Мы вас крайне внимательно слушаем!
И вот я стояла у доски, как провинившаяся первоклассница, и молчала. Класс молчал тоже. Кто-то смотрел на меня с сочувствием, кто-то злорадствовал. Андрей, добрая душа, пытался подсказать, красноречиво шевеля губами и показывая странные знаки. Вы никогда не играли с ним в «Крокодила» – это бесполезно, жесты капитана футбольной команды слишком специфичны для простых обывателей.
Оглушающая тишина. Я почувствовала, как щеки и уши начинают гореть со стыда. Вот бы провалиться под землю! Еще никогда я так этого не хотела. А главное, мое фиаско видели Ася, Стеф, Фред… Я превратилась в одно большое сердце, которое стучит так громко, что звук заполняет не только меня, но и весь класс, добираясь до самых темных уголков и до цветов с увядшими листиками.
У меня было такое мученическое выражение лица, что учительница в конце концов перестала любоваться моим позором и строго спросила:
– Олеся! Неужели ты не читала параграф?
Врать было бесполезно.
– Нет.
– Нет? – взвилась математичка, – Виртанен, я что, много задаю вам? Домашним заданием было прочитать параграф и номер 78, короткий! Весь предыдущий урок я перед вами заливалась соловьем, и что? Ты в десятом классе, пора уже взяться за ум!
Она подошла совсем близко, я взглянула на нее, и это была моя роковая ошибка. Зрачки преподавателя были узкими, такие бывают у кошек или змей, а радужка цвета холодного золота! В ужасе я отпрянула, от ее улыбки мне стало нехорошо.
Я настолько оторопела, что ничего не могла сказать в свое оправдание, только беспомощно смотреть на учительницу, у которой было что-то не так с глазами. И снова по ногам и рукам заскользило жуткое, гнетущее, склизкое ощущение беды. Затхлый запах сырой земли и пыли ударил мне в нос, как заправский боксер. Во рту пересохло, в ушах зазвенело. При всех этих метаморфозах я отчетливо слышала, как Эльвира Сергеевна продолжала обличать меня во всех смертных грехах:
– У тебя, Олеся, только мальчики и гулянки на уме! – она уже обращалась не ко мне, а ко всему классу, стоя рядом со мной, призывая полюбоваться на горе-старшеклассницу, – Все время ездишь в эту свою Финляндию, думаешь, там тебя ждут?