– А что толку с той любви?! Я уже любила, архимаг, я так любила, что весна в груди цвела. И он любил меня, больше жизни любил… Но не больше власти. И сгорела моя весна, в пожарище тщеславия сгорела, а перед тем – от осознания предательства замерзла как ранняя яблонька, что расцвела раньше времени, да мороз прибрал. Такие как вы не умеют любить, Агнехран. Такие как вы, умеют только приносить в жертву. Убивать. Растаптывать. Но любить – нет. Прощай, маг.
И я забрала наливное яблочко.
Убрала блюдце серебряное.
Слезы вытерла.
Раз, еще раз, в третий раз. А они все текли и текли, неуемные да неугомонные, а мне больно так.
Дверь отворилась без стука. Вошел аспид, да так, словно поспешал-торопился ко мне прийти, и от вида его страшного я вздрогнула – все никак не привыкну к чудищу легендарному. Но хоть и явился без спросу, все равно ему обрадовалась – лучше уж с ним о деле поговорить, чем рыдать понапрасну. Слезы быстро вытерла, на стул свободный указала, да и…
Вдруг подумала – А чего это я ему обрадовалась-то? Он же за списком пришел, а список не готов еще.
– Госпожа хозяйка лесная, – аспид сел на место предложенное, в глаза мои вглядывается напряженно, и словно бы виновато. – Случилось чего, али как?
– А, ничего не случилось, – я новый листок взяла, перо гусиное в чернила обмакнула, – так, о прошлом вспомнилось, да и взгрустнулось невзначай. А ты прости меня, аспидушка, за дверь погребную, сама не ведаю, что нашло на меня.
Ну вот, извинилась, а то чувствовала себя поганкой вреднючею, да и неудобно было, совестно.
– Ничего, то тренировка была, а тренировка завсегда вещь полезная, – мирно отозвался аспид.
– И за Гыркулу благодарствую, – не поднимая взгляда от листка, добавила я.
– Дело прошлое, – уклончиво ответил аспид, словно и принял благодарность, и… не совсем.
А я слезы вытерла. Откель взялись не ведаю, но с чего-то прекращаться отказывались.
– А сдается мне, что-то да случилось, – медленно проговорил аспид.
– Аспидушка, – я голову подняла от стола, на аспида поглядела, – я в твои дела не лезу, откуда ты пришел не спрашиваю, вот и ты, будь добр, в душу мою не лезь.
Ответом мне был спокойный взгляд холодных глаз на черном матовом лице, и еще более холодное:
– Аедан.
Ну так, значит так.
– Будь, по-твоему, господин Аеданушка, да только от обращения, суть сказанного не меняется.
И я начала писать.
Первым пунктом шло – «Ловушки наземные».
Аспид слегка подался ко мне, поглядел на написанное и спросил:
– Это как?
Ох ты ж… да, как-то объяснить то надо.
Вздохнула, и попросила:
– Садись близехонько.
И указала на место, рядом с собой.
Да только аспид взял, и вместо того, чтобы со стулом передвинуться, сам поднялся, подошел, на колено опустился, и вдруг как-то неуютно мне стало, от близости такой. Моя б воля, я бы отодвинулась, да некуда – стул и так в стену упирается. А тут аспид