– Этот, наверное, – Ежи ткнул наугад в первый пояс. – Милош, у меня к тебе просьба…
– Да? – друг вскинул бровь. – А я думаю, что лучше этот, – он наконец выбрал пояс. – Больше подойдёт по цвету.
– Я хотел спросить…
Из сундука Милош достал маленькое дутое зеркало.
– Подержи, – он сунул его в руки Ежи и попытался разглядеть свой наряд в отражении, повязал выбранный пояс. – Так что ты хотел спросить?
– В общем, – Ежи от растерянности опустил зеркало, и Милош недовольно поправил его руки, заставляя поднять их выше. – Когда я был на Трёх Холмах, то нашёл там чародея.
Наконец-то Милош отвлёкся от созерцания своего отражения.
– На Трёх Холмах? Чародея? Как ты его узнал? Он колдовал?
– Он давно умер.
Между бровей у Милоша пролегла морщина.
– То есть не умер. Он проклят. Его зовут Войцех, во время битвы на Холмах он получил какое-то проклятие и теперь он мёртв, но как бы нет… он дал мне Совиный оберег, – Ежи вытащил из-под рубахи знак башни. – И попросил найти других чародеев, чтобы подарить ему покой.
Милош потянулся к оберегу, но на полпути его рука замерла. Он сделал шаг назад, точно боялся обжечься.
– Мне сейчас не до Трёх Холмов, Ежи, – он забрал зеркало и положил обратно в сундук. – У нас есть важные дела здесь, в Совине. Покидать город в ближайшее время я не планирую, и без того слишком многое упустил.
– Но, Войцех…
– Ежи, это какой-то давно проклятый, как ты говоришь мёртвый чародей. Почему мне должно быть до него дело?
– Он ведь один из ваших. Разве ты не хочешь ему помочь?
– Мне бы сначала помочь живым.
– Если бы ты попросил Стжежимира… – надежда уже почти потухла в груди Ежи.
– Ему точно не до мёртвых чародеев с Трёх Холмов.
– Но…
Милош похлопал Ежи по плечу, но взгляд задержался на Совином обереге на груди, и трудно было понять, что почувствовал при этом Милош. Он никогда не рассказывал о своём детстве, Ежи не был уверен, что друг вообще помнил жизнь до Стжежимира. В конце концов, он был совсем ребёнком, когда случилась Хмельная ночь.
– Прости, может, потом когда-нибудь, когда это всё утрясётся, – Милош открыл дверь, собираясь выйти. – И не переживай по поводу ратиславцев. Их всегда было много в городе, просто ты не обращал внимания. Мы отвыкли от столицы, пока сидели в деревне, но скоро всё станет по-прежнему.
Он ушёл, и Ежи остался один. Ему стоило спуститься на кухню и помочь матери, но совсем не было желания ни работать, ни тем более находиться рядом с Весняной, и он выглянул из окна, провожая печальным взглядом Милоша, который пошёл по улице к Огненному переулку. На улице Королевских мастеров было шумно. Портниха из «Шёлкового шлейфа» ругалась с извозчиком, какой-то мальчишка малевал углём усы каменному идолу, а Пшемыслав Толстяк кричал на него из окна. Кажется, всё было по-прежнему, но раньше Ежи не чувствовал себя настолько лишним в родном доме.
– Ах ты курва! Только мне попадись! – Пшемыслав вылил из окна ночной