Уже и запах овчинного тулупа истаял в морозном свежем воздухе, уже и стихли тяжелые шаги, а Игнат все стоял у покосившегося креста, и плакал тихо, беззвучно, горько. Поэтому он не видел, как над головой постепенно начали сгущаться тучи. Как в полях поднялась поземка, вздымая крученые снежные вьюны. Как с сосновых лап посыпался иней. Ветер швырнул за воротник щедрую пригоршню снега. Тогда только парень ойкнул, принялся вытряхивать набившийся снег, а, вытряхнув, выпрямился и огляделся.
Он находился на кладбище один-одинешенек. Кресты и темнеющие стволы сосен обступили его, будто собирались взять в оцепление. Новый порыв ветра пронесся по лесу, как тяжкий вздох мертвеца, придавленного непосильной тяжестью смерзшейся земли.
Игнат отступил. Под ногу некстати подвернулась сухая ветка. Ее хруст прозвучал в замороженном кладбищенском воздухе, словно выстрел.
«Вдруг мы видимся в последний раз? – всплыли в голове слова. – Вдруг меня заберет навь? Заберет навь… заберет…»
Тонкий, девичий голос эхом отдавался в ушах. Знакомый голос. Голос Званки.
И вот тогда, с новым глотком морозного воздуха, в легкие Игната ворвался страх.
Он круто повернулся на пятках и бросился прочь, не разбирая дороги. Ветер подталкивал в спину, швырялся хвоей и снегом. Ветки кустарников хлестали наотмашь. Еще один можжевеловый куст, внезапно выросший на пути, больно стегнул Игната по правой щеке. Парень отшатнулся, споткнулся о сплетение узловатых корней. Потом потерял равновесие и с размаху хлопнулся наземь. Ватные штаны не дали разбить колени в кровь. Но вовсе не это сейчас заботило Игната.
Он лежал на могиле.
Руки упирались в покатый бок холмика. Наспех сколоченный крест перечеркивал небо грубыми косыми штрихами. А еще к кресту был приколочен керамический портрет. От времени глазурь потемнела и вытерлась, сверху вниз фарфоровую заготовку пересекала трещина, но все же Игнат узнал это лицо.
Круглые щеки. Курносый нос. Две тугие косы, спадающие на плечи.
Внизу по фарфору вилась надпись:
«Званка Добуш».
Снова появилось чувство, будто Игнат с головой ныряет в прорубь деревенского пруда. В животе стало холодно и пусто, мир закачался и поплыл, расходясь концентрическими кругами.
«Имя-то какое – Званка, – подумалось Игнату. – Она всегда на помощь приходила, только позови…»
Веселая, отзывчивая девочка…
Не поэтому ли ее выбрала навь?
Мир теперь окончательно подернулся сгустившейся мглой. Исчезли изломанные свечи сосен, и осевшие бугорки могил, и черные кресты. Ничего этого Игнат не видел больше.
А видел пламя…
…Сначала пришел низкий, протяжный гул, от которого мгновенно заложило уши. Игнату показалось, что пол в избе задрожал, словно деревянные мостки после прыжка в воду. И он не сразу понял: звук пришел с воздуха.
Утробный рев расколол надвое небо. Полыхнуло короткой