А крылья? Нам же обещали, что вырастут крылья! Стоит лишь прыгнуть с обрыва… Таки не злорадствуй, обыватель! Выросли! Есть Книга На Века!
Века… Время… Опять оно… Что же: «всё боится времени, а время боится Сфинкса… И пирамид… Время, Веничка, – дело тонкое…».
Черский не пошёл сегодня на традиционную вечернюю прогулку в свою любимую лощину, что не каким-то уж серьёзным каньоном, но впечатляющим разломом земной тверди уходила вниз от дома к морю. Он намеревался сегодня лечь пораньше, чтобы и встать пораньше. Завтра к вечеру приедет «Гоша Кит». И нужно всё приготовить, чтобы достойно встретить старого друга! И нужно, тем не менее, поработать до его приезда… Поработать – всегда! Хоть два часа… Закон! Не правило, а просто уважение к своей профессии… Тем более творческой, беспокойной и хоть и не регламентированной временем… а… забирающей всё время…
Савва Арсеньевич всё повторял про себя «он», думая о Грише, а в «уходящем» куда-то, в некую лощину, сознании звучал уже не «он», а «ом», сакральная мантра «начала и силы»… И Алиса успокаивала, напевая:
Ловлю я бабочек больших
На берегу реки.
Потом я делаю из них
Блины и пирожки…
И ему уже чудесится Набоков со своим сачком…
* * *
Вот автор скандальной «Лолиты» хочет поймать очень красивую бабочку… А Саввик кричит:
– Нельзя! Это не бабочка! Это душа моей Млады!
Любитель нимфеток презрительно отвечает:
– Млады? А может моей Лолиты? Тоже молоденькая! Ах вы путаник «беспутаный»… Постмодернистский, «постмадерный», «хер… есноваторный»… Ха! С бесёнками в душе, но без путан, без «Хереса» и «Мадеры»… Ну-ну… Пьёте-то что? Ааа… Естественно… Вот и не можете осмысленно изложить даже… А ну-ка, скажите мне…, вот так сразу, на вскидку…, пять добротных предложений на вот эти пять глаголов неопределённой формы… Идут подряд: «Пора собраться встать пойти купить выпить»… То-то! Писать он собрался! Ишь! А это двойное утверждение, означающее отрицание: «Ну да, конечно!», эту великую русскую ехидность… вложи в уста… ну, допустим, Млады твоей, или Кащея, или Бабы Яги… Тоже дай мне три предложения в прямой речи… Эмоциональные, глубокие, яркие…
– Скажи-ка, Вова Вовыч, вот что… Честно только… Ты для эпатажа, для скандальной известности написал «Лолиту»?
– Ну… В определённой мере… Но, разумеется, задачи были… не только…, психологическое подполье, человеческое…, его греховность и жажду… чуда…, новой тайны…! И, главное, я расслышал, как тысячи нимфеток Гумберт Гумбертов возжелали… правды…
– И сладенького, лакомого…
– И его… – Набоков внимательно посмотрел на Черского. И через миг вновь предпринял «защиту нападением» – А что? А вашим этим «пелевиным-сорокиным-прилепиным» можно? Генри Миллера и Веничку я не трогаю. Это из «великих»…
–