– Хватит! Генрих тебя убьёт, если узнает.
– Если мы все умрём, то какая разница? По крайней мере, я вполне… как он там говорит? Дееспособен?
– Ну да. – Валентина еле заметно улыбнулась. – Как-то так. Только постарайся держаться от него подальше. Идём?
– Да, идём.
На капитанском мостике в сумраке, что разбавлял только свет мониторов, находилось трое человек. Голубоглазый блондин Генрих фон Браун, словно переместившийся сюда из Германии 1940-х годов, с изнеможденным лицом судорожно тыкал в мониторы, пытаясь понять общий объём повреждений «Икара». Под его носом виднелись две засохшие струйки крови, издалека напоминавшие узкие усы.
Невысокий, русый и голубоглазый Олександр Горобець, прозванный Мартой Воробьём, спорил с высоченным лысым афроамериканцем Уайтом с труднопроизносимым именем Оланреуоджу, из-за чего все обращались к нему просто по фамилии. Сам Олександр зарекомендовал себя, как человек с необычайно гибким умом, умеющим находить самые неочевидные решения для любой проблемы, при этом именно он всегда первым бросался на любую амбразуру. Уайт же слыл депрессивным обжорой из-за того, что в трудной ситуации не мог обойтись без лишней порции еды. Тем не менее, дело он своё знал, к тому же он мог вовремя образумить Олександра, когда решения последнего заходили слишком далеко.
Уинстон подошёл к мониторам на другой стороне мостика, мельком вслушиваясь в их болтовню о реакторе. Валентина прошла мимо и направилась сразу к Генриху:
– С чем мы имеем дело?
Тот вздрогнул и обернулся:
– А, Валентина. – он посмотрел на Уинстона. – Вы оба здесь. Хорошо. Мы… я… никто определённо не сможет заявить, что совершилось, и с чем мы имеем дело. Я вижу, тебя тоже… задело?
Валентина кивнула:
– Да. Сам как?
– Уже лучше, но… – Генрих поёжился. – Я был здесь, на посту, когда всё сотворилось. Мы говорили с Дином – он совершал плановый обход и находился в реакторном отсеке. А потом… тьма… – он развёл руки. – Ледяная. Необъятная, даже бесконечная. Бесконечно глубокая. Она словно вырывала меня из себя самого, разрывая мышцы, кожу, перемалывая мои кости. Я падал и падал и… падал, как будто угодил в сингулярность чёрной дыры, и… прости. Я обязан сберегать холоднокровие, но…
– Всё нормально, Генрих. – Валентина кивнула. – Я чувствовала то же самое. Мне хотелось кричать от боли, но я не могла даже вздохнуть.
Генрих опустил голову:
– Это было ужасно. Вероятно, мы попали под неведомое космическое излучение, или что-то схожее. Ионосфера солнца защищала нас от него, а тут мы оказались беззащитны и неподготовлены. Если верить системе, всё это продолжалось едва менее секунды, но эта секунда… передать ему продумать меры противодействия. – он поднял вверх указательный палец, быстро достал блокнот с ручкой и сделал соответствующую запись. – Сигнализацию отключил я. Это против правил, но…
– Ты правильно сделал. Спасибо. – Валентина погладила его по плечу. – После того, что произошло,