– Ну это естественно, – по такой животрепещущей теме Володька не мог не вставить реплики.
– Сударь, если Вас больше восхищают фотографии ваших ненаглядных боевых блоков, то мне Вас искренне жаль, – сказал, как пригвоздил, Серега. И не давая опомниться, продолжил, – коллаж же на последней странице журнала меня просто убил.
– Не понял, – Владимир сделал попытку отыграться в словесной дуэли, – как можно убить человека, до этого уже добитого целой партией женских трусиков и бюстгальтеров.
Серега полоснул Володьку взглядом и медленно отчеканил :
– Пардон за неточность – действительно не убил, а… – последовала пауза, – а возродил к совершенно другой жизни.
– Ладно, хватит упражняться в остроумии, – Илья, как всегда, попытался сгладить острый диалог. – Так что же ты увидел на последней странице журнала?
Серега долго не ломался:
– Представьте себе голубоглазую златовласку, обольстительно улыбающуюся, руки которой застыли в тот момент и в том положении, когда через мгновение станет ясно, что она собралась снимать свои кружевные трусики. Свои длиннющие загорелые ножки она расставила на ширине плеч, а внизу под ней, точно также расставила свои ноги маленькая Эйфелева башенка, острие которой практически уперлось… ну понятно, куда оно уперлось. Фотография наглядно демонстрировала, как все-таки прекрасны и величавы творения Господа, я имею в виду женские ножки, по сравнению с творениями человека. Ну и при этом ненавязчиво показывалось, что прелестные трусики – кружева отнюдь не портят творения Всевышнего, а даже, наоборот, украшают.
– Ты прямо поэму сложил во славу французской легкой промышленности, – после некоторой паузы тихо промолвил Володя.
– Благодаря этому журналу я и сижу среди вас.
– Серега, ты извини, я наверно много выпил, но я что-то все-таки не пойму – че ты собрался уходить? – задал вопрос Илья.
– А что тут непонятного? Кто меня за границу выпустит, если я буду работать тут?
– Но тогда почему ты поступал в ДГУ6, шел бы в МГИМО7, – Володя недоуменно пожал плечами.
– Ага, парень с Божедаровки в МГИМО, на французское отделение. А язык в этой Божедаровке я учил бы где? В телятнике? Представляя его Лувром? А буренки у меня были бы вместо француженок, так что ли?
– Ну