Сергей мгновенно остыл и продолжил:
– Так вот, есть у меня детская мечта – побывать в Париже. Хочу в Париж! Хочу подняться на Эйфелеву башню, дотронуться рукой до громадины Нотр-Дама, неспешно пройти по паркету Лувра и весело подмигнуть парижской цветочнице…
– Серега, извини ради бога, без всякой подковырки – и давно у тебя такая мечта, – Володя быстро проговорил эту фразу, боясь что Сергей снова обидится.
– С седьмого класса, – и тут Сергея словно прорвало. – Представьте себе маленькое убогонькое село, затерянное где-то на задворках Херсонской области. Пыльные улочки с разбросанными по ним то тут, то там коровьими лепешками, сельпо с гордо выставленными бутылками водки и консервными банками с завтраком туриста, библиотеку, где вся интеллектуальная наработка человечества была представлена трудами классиков марксизма-ленинизма и книжками из серии "Школьная библиотека". Представьте себе школу, где учителя были больше озабочены тем, что у них вызревает на огородах, чем тем, что вызревает в головах их учеников. Где школьный библиотекарь на просьбу вихрастого пацана дать почитать что-нибудь из Марка Твена или Джека Лондона, сначала тыльной стороной ладони вытерла жирные губы после проглоченной аппетитной домашней курочки, а потом закудахтала:
– Шо? Шо? Шо? Нету тут у мэнэ ни Твэна, ни Лондона, и их вам не задают. Словом, представьте себе село, где время тянется тягуче, медленно, спокойно, как тянутся чумацкие песни:
Гей вы ко-о-о-ни
Мои ко-о-о-ни....
Рано утром, до зари, когда город досматривает свои последние сны, а утомленные любовники наконец засыпают, село просыпается. И начинается неторопливая размеренная сельская жизнь. Мужики идут к своим тракторам, комбайнам и вилам, бабы – к козам, свиньям, коровам и тяпкам. И снова жизнь в селе затихает. К вечеру становиться веселее. Бабы от колхозно-совхозной скотины возвращаются к своей домашней. Поят ее, кормят, одним словом, ублажают. Мужики, приняв сто-двести грамм самогона и как следует закусив, садятся забить козла, сыграть в подкидного или привычно, почти без злобы, по-житейски, начинают лупцевать своих баб. Все течет тихо, спокойно, привычно. И представьте себе пацана, который томится этой жизнью. Он, правда, тогда еще и не осознавал это отчетливо. Его просто периодически охватывала такая тоска, что хоть вешайся. Его не прельщали вечерние гуляния сексуально вызревающих под благодатным, щедрым украинским солнцем подростков, не хотелось пить из обслюнявленного горлышка пущенной по кругу бутылки плодово-ягодного, торопливо, еще не опытной рукой, в темноте тискать своих тринадцати- четырнадцатилетних подруг и показушно-небрежно курить "Приму", зажатую в немытых пальцах с черными ободками грязи под ногтями.
– Тебе бы только эссе писать о сельской жизни и печатать их в журнале "Сельская молодежь", – вставил реплику Владимир.
– Ты опять?
– Все,