Вадим с женой встали у стекла, вдающегося полусферой в пространство космоса. С этой точки казалось, что ни за тобой, ни по бокам от тебя нет ничего, кроме чёрной пустоты с висящим в ней огромным шаром. За дымкой атмосферы планеты угадывались океаны и границы материков.
– Так похожа на землю, – прошептала Нина. – Помнишь теорию замкнутой вселенной?
Она так и не отпускала мужа из объятий, держала руки сцепленными в замок на его талии.
– Вселенная – это шар, – произнёс Вадим. – Чем дальше и быстрее двигаешься, тем выше вероятность встретить самого себя, догнав исходную точку своего появления.
– Ты в это веришь? – спросила Нина.
Орлов пожал плечами:
– Если речь об энергетическом теле, то… да. Я – энергия, перемещаюсь по круговой траектории и догоняю свой собственный энергетический след. Дежавю, родовая память, сны, в которых видишь себя в других мирах, в прошлой жизни, или в будущем. Что это, если не постоянный поток информации, курсирующий по замкнутым линиям вселенной?
Нина улыбалась:
– Мы стали ближе к самим себе из прошлого или из будущего примерно на двадцать тысяч световых лет. Люблю тебя.
К ним внезапно подошёл знакомый капитан:
– Младший лейтенант, до отбытия на планету зайдите к начальнику станции.
– Есть. Иду. Что случилось? – взволнованно спросил Вадим.
– Ничего, всё хорошо, – офицер улыбнулся. – Вас хотят поздравить с успешным началом службы.
– Иди, мой герой, – отпустила Нина мужа. – Я буду ждать тебя здесь.
Орлов усмехнулся и направился за капитаном, но в какой-то момент обернулся и взглянул на жену. Она стояла, опираясь рукой на перила и скрестив стройные ноги. Форменный костюм облегал её спортивную фигуру, тугая коса гладких волос цвета карамели лежала на груди. А за её спиной томным голубым светом сиял шар планеты.
– Дежавю, – прошептал Вадим.
Так ясно показалось, что он уже видел эту картину. Только тогда в ней не было цвета. Была фигура женщины, тонкий полукруг перил под её рукой и этот шар на пустом пространстве. Будто рисунок на белой бумаге графитовым карандашом…
– Голубчик! – Пётр Германович всплеснул руками, войдя в комнату своего больного. – Только очнулись и сразу рисовать!
Александр дрожащей рукой водил карандашом по бумаге. Балашов обтёр лицо мальчика влажным полотенцем, подал ему горячее питьё и забрал из рук рисунок.
Молодой граф был одержим странными образами. Особенно в те моменты, когда жизнь его висела на волоске. В прошлый раз после бреда от высокой температуры рисовал летающие экипажи, высокие здания в сто этажей и весьма точные звёздные карты. К удивлению всех четырнадцатилетний Александр понимал астрономию с первых строчек и уже знал астрономическую навигацию не хуже гардемарин морского кадетского корпуса.
А сейчас, пока мальчик делал глотки липового чая с мёдом, доктор присел рядом с ним и разглядывал