Неведомая сила завладела моим разумом, и я согласился на её предложение. Или, вернее сказать, на их предложение?.. Все случилось после важного для меня вечера, в до ужаса душном складском помещении, чем-то напоминающем склеп. Там было пятеро людей разных возрастов. Помню, что там царил мрак, а на больших старых деревянных столах стояло много зажженных свечей, в воздухе витал запах воска с примесью сырости и чернозема. Были ли эти люди представителями разных поколений ― кто знает, но такое мнение напрашивалось. Они окружали меня, разговаривали, переглядывались, смеялись, кричали, толкались. Их было пятеро, но мне казалось, что все пятьдесят. Мои мысли были хаотичными, казалось я пребывал во сне. Так дурно и непонятно. Пятеро.
Девочка в фиолетово-розовом кружевом платье лукаво смеялась, периодически поглядывая на меня, в ее темных глазенках играла фальшивая нота. Улыбка ее хранила некую тайну, о которой не знал не только я, но и она сама. Эта девочка то и дело забиралась на стул, одиноко стоящий в центре помещения. Кружилась, прыгала, танцевала и напевала что-то на древнем языке.
Парень, который все это время держал хрупкую девочку за руку, походил на бродячего актера, заблудшего не в ту труппу. Его губы дрожали в молитвенном гласе. Его отреченные карие глаза метались из стороны в сторону. Миллион раз наши взоры встречались, и каждый раз мне казалось, что я видел его впервые. Я тогда подумал, что все это довольно-таки странно. И только спустя время и пространство до меня начал доходить смысл его скитаний. Но сейчас не об этом. На этого парня никто не обращал внимания, даже девочка. Все будто бы не замечали его, правда, ему это и не нужно было. Его движения были спутанными: он мотал головой, его сине-фиолетовые, сальные, длиною до плеч волосы в такт его взгляду порхали с одного плеча на другое. Он не пытался убрать их за ухо или как-то уложить, нет. Хотя было очевидно, что они ему мешали: то попадали в глаза, то локоном ложились на уста. Но несмотря ни на что, он продолжал искать что-то и крепко держать крохотную девочку за руку, боясь, что ее похитят.
Девушка, неугомонная девушка… Подбегала ко мне и тянула меня в сторону стола, на котором возвышались бутылки самых разных сортов. От бордо до водки. От маленькой бутылочки, чем-то напоминающей склянку с лекарством, до целых банок. От водянисто-синих до янтарных. Бутылки. И ни одного стакана. Никто не пил. Она хотела показать мне, как красиво выставлена ею композиция. И ведь верно. Я был заворожен. Девушка тоже любовалась, точно художник, наконец воплотивший свою мечту в жизнь, создавший шедевр, который на веки вечные упокоит в себе душу своего создателя. Ее пронзительный взор был устремлен на каждую частичку композиции. Она безмолвными движениями вырисовывала в воздухе силуэт самой изящной бутылки. Какой-то сакральный смысл был в ее плавном переплетении с атмосферой. Меня утягивало, я погружался с головой, нырял в неизвестность. И лишь на миг, когда наши взгляды пересеклись, я увидел грусть, печаль, тоску такого немыслимого масштаба, что мой разум стал меня покидать. Девушка растерянно оглянулась, испугавшись, что кто-то может за нами наблюдать, и тут же, махнув головой, принялась вновь изучать свою композицию. Ее кудрявые, темные, спутанные, давно не чесанные волосы пружинили из стороны в сторону и торчали во все стороны, словно веер, павлиний хвост. Она была одета в черное винтажное платье, из-за чего напоминала ведьму, только что вернувшуюся с шабаша.
Старик, который каждый раз намеревался стянуть бутылку со стола, вызывал у девушки отвращение, и она всеми силами старалась защитить свой шедевр. Правда, в тот миг, тот самый миг, когда она отвлеклась на меня, старику все-таки удалось стащить с самого края бутылку алиготе. Я не стал ей говорить об этом, да и она бы меня не послушала, по крайней мере, мне так казалось. К тому же мне было чертовски интересно понаблюдать за стариком, который спрятал алиготе в темно-синее кашемировое пальто, покрывавшее его худые плечи, взъерошил свои белые короткие, как у ежа, волосы и сел на диван, расположенный в самом конце этого склада. Ко всему моему удивлению, коего было не мало, старик не стал открывать бутылку и пить. Он так и продолжил держать ее у себя в пальто. Порой оглядываясь, он проверял руками, нащупывал в своем пальто эту бутылку. Успокаивался и дальше продолжал разглядывать помещение. Его блуждающий взор не имел ничего общего со взором парня. У старика он выражал обеспокоенность, словно кто-то посмел вторгнуться в его обитель, и теперь старик всеми силами пытался выпроводить незваного гостя.
В воздухе повисла немая тишина. Девочка перестала плясать, ее смех оборвался; голова парня замерла в одном положении, а взгляд его устремился в даль помещения; девушка затаила дыхание, а ее руки стали неподвижными, как мрамор, из которого создавались скульптуры античной эпохи, походила она на Терпсихору; старик как-то бездумно почесал затылок, привстал, потянулся к бутылке и окоченел.
Мгновение длилось вечность. А глубокая вечность нестерпима. Не видя конца, не видя начала, мы бредем по самым разным закоулочкам нашей памяти. И тогда я начал думать о том, как попал в этот склеп, но все не мог вспомнить. Все было как во сне. До того момента, пока я не посмотрел туда, куда устремились