Некоторым из моих приключений и посвящена эта книга.
Автор
На байдарке по Карелии
Приключенческая повесть
Посвящается моему безвременно ушедшему отцу – архитектору художнику, профессору Мастеру спорта Адриану Алексеевичу Овчинникову, с которым мы вместе путешествовали и совместно подготовили эту повесть
Глава 1
Сборы и дорога
В августе 1956 года мы с отцом решили поехать с байдаркой в Карелию. О северных карельских озерах нам рассказал давний знакомый отца знаменитый горнолыжник и фотограф Вадим Евгеньевич Гиппенрейтер. Он бывал в этих местах и заразил нас рассказами о крае непуганых птиц, где утки подпускают к себе на 15–20 метров и где летом солнце почти не уходит за горизонт. Он же дал нам срисовать подробную карту этих мест, которая оказалась очень полезной в путешествии, но чуть не привела к серьезным неприятностям. Но всему свое время.
Плавание предполагалось серьезное, и сборы заняли много времени. Вся комната в нашей квартире на Чкаловской улице была завалена вещами. Палатка, спальные мешки, резиновые сапоги, ружья, патроны, рыболовная сеть, альбом и краски отца, казалось, никогда не вместятся в рюкзаки. Одни только мешки с разобранной байдаркой занимали целый угол комнаты. Мы хотели ехать с удобствами, и теплая одежда (все же ехали на Север), сковорода для жарки рыбы и птицы, походный примус и канистра с бензином к нему как и другие мелочи, сулили комфорт и удовольствие во время плавания. Зато продуктов мы почти не взяли, так как надеялись прокормиться в этих диких местах с помощью сети и ружья. Когда садились в спальный вагон скорого поезда Москва-Мурманск, я подсчитал количество взятого с собой багажа. На нас двоих оказалось четырнадцать мест!
Целью нашего пути была станция Кандалакша, где мы должны были пересесть на местный поезд, который шел к Финской границе, вглубь края лесов и озер. Наш скорый поезд опоздал, и до отхода местного оставалось совсем мало времени. Пока отец ходил за билетами, я бегом перетащил наш багаж на дальний перрон и закинул все вещи в маленький тесный вагончик «рабочего» поезда. Как мы успели на него и не потеряли ни одной своей сумки, одному Богу известно. Очень уж не хотелось сидеть сутки в Кандалакше!
Небольшой пыхтящий паровозик, не торопясь, тащил наш поезд по тоненьким, узким, заросшим травой рельсам, долго стоял на небольших станциях, где находилась лишь одна будочка дежурного и не было даже платформы. Пока на остановках выгружали почту машинист выходил и долго беседовал с дежурным по станции и пассажирами. Мы со своей поклажей вызывали всеобщее любопытство, и нас принимали за «экспедицию». Туристов в этих краях тогда еще не знали. Сошли мы на станции Войта. Как сказали нам попутчики, следующая остановка была уже в пограничной зоне, а для проезда туда требовалось специальное разрешение. Нас окружали невысокие, покрытые еловым лесом сопки, за которые быстро садилось уставшее за день солнце. Сумерки покрывали все вокруг сиреневой дымкой, и только в чистом оранжевом небе светились редкие облака, еще освещенные солнцем. Скоро и они погасли. Кроме нас на станции никто из поезда не вышел.
Первую ночь в Карелии мы провели под навесом у домика дежурного по станции. Раннее утро принесло с собой первые заботы. Река Войта, по которой мы должны были спуститься на байдарке 10–12 километров до озера Толвант, пересохла. Среди черных камней, беспорядочно нагроможденных на ее дне, бежала узкая струйка воды. Провести по ней тяжело груженую лодку – нечего было и думать. Выручили работники лесхоза. Днем их старый, видавший виды ЗИС-5, подпрыгивая на камнях и лесных гатях, повез нас вглубь тайги. В кузове дружно подскакивали и переворачивались наши тюки. Ружья и фотоаппарат мы держали в руках.
Перед нашими глазами проходила история Великой Отечественной войны. В 1942—43 годах здесь шли жестокие бои. Иссеченные снарядами и минами, деревья печально тянулись к небу оголенными вершинами. Вокруг были видны следы огня. Их не могли скрыть заросли вереска, брусники и розового иван-чая, спутника пожаров. Повсюду встречались полусгнившие бревенчатые накаты землянок, провалившиеся навесы над коновязями и стоянками машин. Между рухнувшими бревнами росли молодые деревья. На почерневших от времени и дождей табличках еще можно было разобрать слова, написанные чужими колючими буквами: «Achtung», «Kommandostelle», «Speisehalle». Время еще не залечило раны, нанесенные войной этому краю.
Попутная машина не довезла нас до озера. Дороги дальше не было. До воды оставалось еще более километра. По каменным сбросам и гнилым гатям, оставшимся от