Личико мальчика снова мелькнуло в его мозгу, и рука юноши, лежавшая на рукояти меча, непроизвольно сжалась. Те же друиды удерживали сейчас римскую семью и, несомненно, собирались подвергнуть ее не менее жуткой расправе.
Макрон заметил это движение. В какой-то момент он чуть было даже не положил по-отечески руку на плечо своего оптиона, чтобы ободрить и успокоить его. Центурион уже привык к юноше как к некоей своей неотъемлемой части и порой забывал, что тот пока слишком молод для отстраненного восприятия некоторых неприглядных сторон нелегкой воинской жизни. По чести говоря, еще год назад вообще трудно было поверить, что долговязый неженка книжник, явившийся вместе с другими зелеными новобранцами в Германию наводить на тамошних варваров страх, продержится в армии хотя бы с неделю, а вот, поди ж ты, сейчас это совершенно другой человек. Какой-никакой, но он все-таки командир, побывавший в боях, отмеченный шрамами и, вон, гляди, наградой за доблесть, плюс к тому паренек не только отважен, но и неглуп. Такой может пойти далеко, если, конечно, превратности службы не сведут его раньше в могилу. Правда, воспитание у него подгуляло: дурачок рос во дворце. Он и по сей день склонен к своему книгочейству, но вот чего Макрон и вовсе уж не мог понять – к какому-то болезненному самоедству. Вечно что-то обдумывает, переживает по пустякам, опутывает себя клубком каких-то заумных соображений. Нет, думать вредно, тут не о чем говорить.
Макрон пожал плечами. А ведь стоит юнцу стать маленько попроще, мигом бы упростилась и вся его жизнь. Сам Макрон не считает нужным копаться в себе. Это лишь путает человека, мешает ему делать дело. Столь бессмысленное занятие лучше оставить на долю бездельников, расплодившихся в Риме. И чем скорее Катон это уразумеет, тем будет лучше для него самого.
Фигул все поглядывал в сторону Диомеда, чье поведение, видимо, возмущало его. Ну можно ли так бесстыдно выставлять напоказ свои чувства?
– Ох, уж эти мне греки! Готовы из всего сделать драму. Слишком много трагедий идет в их театрах. А комедий практически нет, вот в чем закавыка.
– Этот человек лишился семьи, – тихо произнес Макрон. – Так что, будь добр, заткнись, пока тебя не заткнули.
– Слушаюсь, командир.
Фигул выждал с минуту, а потом с независимым видом потопал в другой конец площади. Может, там сыщется, с кем поболтать. Пока центурия ожидает приказов, надо же чем-то заняться.
Решив, что увиденного достаточно, Гортензий деловито направился к Макрону:
– Кровавое дело.
– Так и есть, командир.
– Пожалуй, правильней всего будет засыпать и заровнять эту яму. Вместе с телами. У нас все равно нет времени похоронить их, как положено. Да и не знаю я, как это положено по местным обрядам.
– Можно спросить Диомеда, – предложил Макрон. – Он наверняка знает.
Они оба повернулись