Вышвырнув мужа, мама страстно желала наконец-то освободиться от него. Но все знали, что католики не разводятся. Никогда. Мама всю жизнь старалась быть благонравной католичкой и теперь надеялась, что отец Фрэнси Ши отнесется к ней с симпатией и поможет в этой трудной ситуации. Четыре года назад он венчал родителей. Но оказалось, что мама ошибалась.
– Вы не можете развестись, – хмуро сказал отец Ши. – Это просто невозможно.
– А если аннулировать брак? – спросила мама.
– Для этого слишком поздно, – покачал головой священник. – Послушайте, Бетти, если вы не думаете о себе, подумайте о девочках. Если вы твердо решили получить развод, дети будут прокляты в глазах Отца Небесного. – Отец Ши перекрестился. – Только это важно.
– Я твердо решила получить развод.
Мама сама удивилась, что слова ее прозвучали холодно, а не жалобно.
Отец Ши поднялся со стула и разгладил сутану на груди.
– Тогда, думаю, вам стоит уйти, – сказал он, указывая на дверь. – Я не могу вам помочь.
Мама вышла, хлопнув дверью. Ей очень хотелось, чтобы распятие, висевшее над порогом, грохнулось на пол. К счастью, она успела дойти до машины, прежде чем хлынули слезы.
Мама часто рассказывала эту историю – свою любимую. Я не раз слышала, как она все это рассказывает своей подруге по колледжу, Джоан. Мы называли Джоан тетей, потому что они с мамой были близки словно сестры. Как сейчас помню: мама сидит на полу у телефона, который висел на стене кухни. Ноги скрещены, между ног зажат высокий стакан с ромом с колой. Рядом простенькая пепельница. Мама курит маленькую сигару или тонкую сигарету «Вирджиния» и изливает свою ярость. Ее мать, моя бабушка Нуна, говорила мне, что так поступают подруги: они разговаривают друг с другом, пока все не выскажут и не успокоятся. Я не понимала, почему у мамы это никогда не получалось.
– Католическая церковь – это культ, а отец Ши – вонючий хорек, – твердила мама, выпуская клубы дыма, которые висели у нее над головой. – Он должен был аннулировать мой брак. Он должен был.
Я никогда не понимала, что это значит, но видела, что мама страшно расстроена и зла на священника. Она начала часто сквернословить. Грязные ругательства срывались с ее губ через слово. Она простить себе не могла, что столько времени в молодости провела, преклоняя колени перед чертовым культом. Конечно, мама была зла, но мне кажется, ей нравилось шокировать тетю, которая «не сказала бы слова «дерьмо», даже если ей весь рот набить дерьмом», по маминому выражению. Мама ругалась и за нее тоже. А потом она заявила тете, что сыта по горло этим чертовым католическим дерьмом. И это действительно было так. Она по-прежнему заставляла нас с Луизой каждое воскресенье ходить в церковь вплоть до конфирмации,