Сложи все написанное человеком и, пройдя сквозь этот тоннель прожитого опыта, выйдешь из него со знанием части Изначального, но не задерживайся в благостном и горделивом осознании прочтенного, тоннель уже «ушел» вперед, и ты опять внутри. Вселенная развертывается, и Создатель ни на миг не останавливается в произнесении Изначального. А захочешь выйти, мол, вон сколько вообще ничего не «читали» и стоят спокойно, наблюдают, да и кто я, песчинка, что Творцу мой голос, так вот тебе ответ: по земле ходят ногами и трогают земное руками, Мир же познается мыслью, слушается сердцем, а ощущается душой. Творцу нужны чтецы, ноги и руки, оттого Он разделил себя так. Ты – песчинка Вселенной, один из символов Изначального, назови себя, познай имя свое в бесконечном звуке, это и будет твой вклад в Непостижимое Мироздание, смысл кажущейся бессмысленности, нота, перестраивающая звучание Альфа в Омега.
2
Кованая люстра внушительных размеров, привезенная хозяином из Мавританского похода еще в юности, отбрасывала на белоснежную скатерть дрожащие тени арабской вязи и замысловатых узоров. Рыцарский зал был самым холодным помещением замка из-за сквозняков, вечно болтающихся под сводами потолочных балок и задирающих то геральдические штандарты, развешанные по стенам, то скрипящие створки узких окон-бойниц, но более не дающих покоя желтым, изнеженным языкам свечей. Бесконечно длинный дубовый стол, попирающий каменные плиты пола восьмью мраморными когтистыми лапами в центре зала, был накрыт на шесть персон.
Владелец замка, Герцог, занимал почетное место хозяина дома, по правую руку от него восседал сын, Виконт (из тех, кого принято величать молодым повесой), по левую – Герцогиня, женщина, не обремененная красотой, но несущая внутри стальной меч непререкаемой воли и безрассудной материнской любви, напротив, с другого конца стола, на Герцога взирал Священник, грузный мужчина средних лет, сочетавший удивительным образом на своем лице густые, нахмуренные брови и ангельскую улыбку нервных, тонких губ. Справа от него, подле Герцогини, расположилась соседка по имениям, Старая Графиня, левой рукой Священник касался старинного посудного набора из венецианского стекла, сервированного для ее дочери, Маркизы, худенькой темноволосой леди, неуютно чувствующей себя бок о бок с Виконтом. Мизансцену завершала шестерка лакеев, обслуживающих званый ужин.
После приветственной церемонии хозяйка дома, Герцогиня, традиционно начала общую беседу с погоды. Все, по очереди, от старшего к младшему, обменялись мнениями о том, что осень нынче удалась и хоть солнца мало, но ветра сухи и умеренны, а Священник упомянул редкий для этих мест и времени года гром в Праздник Труб, что, по его выражению, еще раз доказывало Божественность Мира в целом и природных явлений в частности. За это неосторожное высказывание и зацепился Виконт.
– Святой Отец, – с издевкой, присущей обществу молодых людей его круга, обратился он к Священнику. – Не хотите ли вы тем самым сказать, что третьего дня прогремели трубы небесные и случилось второе пришествие? Неужто мы два дня живем в Новом Мире, а я и не заметил?
– Войди сюда сам Спаситель в сиянии Божественных Одежд, вы бы не заметили, ибо замечать – удел зрячих, – парировал Священник, прицеливаясь к жареной куропатке, только что снятой с вертела.
– Ваша Светлость, – обратилась Герцогиня к супругу, желая снизить градус искрометания, наметившийся между собеседниками, – а что говорит Придворный Астроном о наступающем годе, будет ли война и как здоровье любимой борзой Его Высочества.
– К черту Его Высочество со всем двором, матушка, – перебил ее Виконт, – Святой Отец указывает нам на способность мироздания проявлять чудеса там, где обычно им нет места, посредством Божественного вмешательства, игнорируя при этом естество столкновения движущегося воздуха в просторах небесного океана с разной нагретостью, что и является причиной громыхания поверх наших голов.
– Столичные салоны полны вольнодумцами и глупостью, – спокойно отреагировал Святой Отец, приканчивая куропатку, – не всегда следует слушать то, что слышишь.
Герцогиня негодующе посмотрела на супруга, не предпринимающего ровным счетом ничего, для разнятия «драчливых петухов», меняющих русло течения ужина в скандальную сторону. Похоже, ему даже нравится это, думала она, цепляя на вилку маслину.
Юная Маркиза, поначалу смущенная обществом молодого Герцога, да так, что не притронулась ни к напиткам,