– Нет врача. Не надо врача. Фельдшер был, раньше нас помирать от своя лекарства. Горячий молоко татарин лечит.
– Кобылье? Я его и холодным пить не могу! – поморщился Макаров.
– Кобылье ногай-татар в степь пить. Моя татар-гора от коза пить. Давай гость, иди стол садись. Жена покрыл. Бери, гость дорогой, отмек, кятлама, янтык. Макай в кятык, в каймак. Палец облизай.
Нам на колени постелили льняные полотенца, для омовения рук принесли медный кувшин с водой и тазик. Измаил в знак уважения сам лил воду.
– Ну давайте, товарищи, – с усмешкой произнёс Макаров, садясь по-татарски на ковёр. – Янтык в кятык и палец облизай. Ха-ха-ха!
– Ешь, гость дорогой, во имя Аллаха милостивого и милосердного, – не унимался Измаил. – Потом пилав и язма. Аллах посылай такой нежданный гость лучше татарин.
Я осмотрел жилище. На кухне расставлены плетёные корзины с луком, чесноком, фасолью и капустой. Вдоль стен разложены тыквы. Над ними на медных гвоздях висели скребки, лопатки, кастрюли и маслобойка. На полу стояли огромные кувшины с соленьями и деревянное корыто для теста, а у очага медные кувшины с тёплой водой.
– Жаль, самогона нет, – посетовал Гриневич. – Для сугрева.
– Самогон моя нельзя. Аллах запрещать, гость дорогой.
– А моя можно каждый день. Свининки бы румяной из печи, хозяюшка!
– Что такое говоришь! Свинин совсем нельзя, даже говорить нельзя.
– Заткнись! – приказал Воробьёв Гриневичу.
– Самогон не помешал бы, – вздохнул Макаров.
Поев, мы повалились спать на ковре, позабыв, что в селе стражники. Утром начали собираться в дорогу.
– Без кофе дорога нельзя! – засуетился Измаил.
На столе появился медный кофейник и чашки с витиеватыми ручками и тяжёлыми подставками.
– Если б я такими самогонку пил, никогда б не захмелел! – захохотал Гриневич.
– Кофе один не хорошо. Жена, неси халва, бахлава, орех-мёд, – приказал Измаил.
К вечеру мы добрались до татарской деревни Адым-Чокрак к востоку от Мангупа. Внизу, в долине виднелись полсотни беспорядочно расположенных домов. Хотелось пить, но арочный фонтан на окраине замёрз. Пришлось жевать снег. «Пошамали» у татар и пошли к объездчику Евграфу – ещё одному «товарищу» Воробьёва. Снова снег, сугробы и лёд за воротником. Наконец, вышли на просеку. Вдалеке за изгородью виднелся бревенчатый домик с сараем, из трубы по балке расстилался серый дым. Жалобно затявкала собака и на крыльцо вышел высокий молодой мужчина с длинной густой шевелюрой до плеч, в бархатной шляпе и рабочей куртке. Приветливо улыбнулся, элегантно приподняв шляпу и вежливо пригласил в дом. Монах или художник? Может, философ? Точно, не врач.
– Где Евграф? – не здороваясь, грубо спросил Воробьёв.
– Скоро будет, – бархатным, как его шляпа, голосом ответил «философ». – Заходите в дом.
На столе лежала стопка книг.
– Читаете? – спросил я, перелистывая брошюру Троцкого.
– Пытаюсь постигнуть. Разочаровался, знаете