Я в отчаянии вспомнила длинную дорогу во дворец, богатые кварталы сейчас для нас очень опасны. Непорядок с их точки зрения: аристократ в багровом плаще тащит охранника, а должно быть наоборот. Я уже решила поменяться с Рикманом плащом, как охранник хлопнул меня по плечу твердой хитиновой лапой и сказал:
– Иди прямо, потом сворачивай в ту сторону, где сердце. Дойдешь быстро.
Я взвалила Рикмана и радостно потопала вперед, но остановилась. Кто их знает, где у них сердце? Пришлось спросить:
– А где твой сердце, друг?
– Пришелец с Неба глуп. Сердце бьется здесь, – стражник стукнул себя по правой стороне груди.
Я благодарно посмотрела на стражника, которого уже почти полюбила.
– Спасибо, друг! Приходи на вахт-станцию, дам еду.
Охранник что-то пробурчал.
Некоторые события прошлого
Отойдя от тюрьмы, я почувствовала себя лучше. И пилот Рикман тоже. Он перестал висеть на мне всем телом и начал потихоньку, спотыкаясь на каждом шагу, ковылять сам. Я придерживала его за талию и со стороны мы походили на загулявшую парочку.
Мы свернули направо и дорога резко ухудшилась. Проход сузился, мы шли гуськом в полнейшей темноте, постоянно спотыкаясь о корни и камни. Рикман часто уставал, садился на пол, и мне пришлось сделать ему еще две инъекции стабилизатора.
– Как ты думаешь, Рикман, – задумчиво спросила я, – почему за нами нет погони? Мы двигаемся со скоростью черепахи, жрецы с легкостью могли бы нас догнать.
Рикман вздрогнул:
– Они не жрецы. Страшные инсектоиды в черных мантиях – потрошители. Они принадлежат к низшему сословию. Повезло нам. Низшие инсектоиды тупые. У них маленькая оперативная память, если объект из поля зрения уходит, они его быстро забывают.
– Почему же тогда охранник на выходе из тюрьмы меня узнал? – не согласилась я.
– Запах твой вспомнил, – предположил Рикман и продолжил: – Моника, ты спасла мне жизнь, а ничем не могу тебя отблагодарить. Я пилот, денег у меня почти нет. А счета мои арестованы.
– Спасать людей – моя работа, Рикман. Я за это получаю зарплату и от тебя мне ничего не нужно. Ноги поживее переставляй, и все. – Я подняла его и поволокла вперед, как муравей гусеницу.
Рикмана потянуло на откровения, и он болтал, не закрывая рот и не обращая внимания на мои просьбы беречь силы:
– Рикман – это моя фамилия. А зовут меня Руссо. Мама называла меня Рус, Русик.
– Везет тебе, Русик. У тебя есть мать, – ответила я, сгибаясь под тяжестью Рикмана, – а у меня никого нет.
– Я знаю, что моди делают из подобранных детей. Мне вас жаль. Знаешь, Моника, моя мать умерла.
– Сочувствую, – пропыхтела я.
– Я тогда личным пилотом у президента Дриады работал, – разговорился Рикман. – Звали ее Дафна. Красивая, нежная, лицо как у феи из сказки. А внутри – камень. Все перед ней на цыпочках ходили. Нимфа, а строила всех.
– Ты, что, целовался с ней? – поинтересовалась я. – Так расписываешь начальницу.
– Э-э-э, –