– Вместо эн-гэ полюбил Рождество. Сочельник, звезда. У церкви… Стал набожным. Без церкви не могу. Как убил, так первую свечку и поставил. Постился, исповедовался, ну не как с вами, пересказал незначительные прегрешения, деньги тоже жертвую, немного, как могу.
Инесса запомнила, что Стася уже открыла рот, чтобы откомментить про деньги и прегрешения, что-то типа язвительного: для тебя, мол, деньги не проблема и что не согрешишь, не покаешься, но вовремя опомнилась – хмель от шампанского быстро выветривается.
– Рождество – вот сказка. Хлев, Иисус новорождённый, старцы. Ну и младенцев всех к тому времени покрошили на ремни. – Корней горько усмехнулся.
Инессу не особенно покоробило богохульство: скорее всего последующее настолько жутко, остаётся шутить по-чёрному, юмор такой специфический как защитная реакция организма.
– Небо, звезда Вифлеемская. Даже если тучи, вижу именно ту самую звезду, у меня компас в тучную ночь, в рождественскую ночь. Синие огни, жёлтые, зелёные, лишь бы не бордо. Сугробы синие ночью, вроде как краску на них из баллончика распылили. И свет от фонарей, и тут же тени, такое граффити, трёхцветное, трёхмерное, синя чернота, серый пушистый свет и тёмное почти чёрное – тайное. Тайное, которое никогда не станет явным. Никогда. – Корней выдержал паузу.
Инесса поёжилась. Встала из-за стола, семь шагов к вешалке в прихожей, сняла старушечьи оренбургские платки (мама держала их на шляпной полке для мерзляков). Семь шагов обратно. Инесса протянула платок Стасе, та с благодарностью кивнула и напялила платок на голову как бабушка. Инесса накинула платок на плечи. Вообще-то желательно закрыть окно, но Корней… с него реально капал пот, как будто он физику в тренажёрке с тяжёлой штангой зацепил.
– Ели светятся, белыми сугробами на ветвях. Снег-снежинки, как комары-мушки вьются вокруг фонарных столбов, то есть – ламп, но тоже фонарных, никогда не замечали? – Корней усмехнулся: – Вы как бабули.
В пушистых шалях они выглядели комично. Галина Мурмановна уверяет, что жизнь пронесётся быстро и над старостью смеяться нельзя. Лиза ненавидит всех, кому больше двадцати пяти – возрастные игроки занимают её место в женской сборной, так она считает. Инесса не так категорична, но старшее поколение по возможности обходит стороной, в беседы не вступает, на вопросы, как куда-то пройти пожимает плечами – вдруг сумку отберут, в магазине Инесса всегда ответит, если люди просят прочитать какая цена – мама тоже в очках, а Галина Мурмановна, как забудет дома очки, так не то, что прочитать, у себя под ногами ступени не видит, и ноги подворачивает. Но вообще старые люди токсичны, да и опасные они. Например, помощница Зоя Константовна. Вот цветы мастерили для Тимки – так сама адекватность. Мама с ней нормально, даже заискивает, и Инесса тоже, но отвратительная она, когда дело касается оплаты,