Бэкенхем замер. Затем отвернулся и тихо выругался.
Джорджи была в смятении.
– Что случилось? – прошептала она. – Что-то не так?
– Черт возьми, ничего не получится.
Подавленная ярость в его голосе потрясла ее сильнее, чем его любовный пыл.
Бэкенхем отступил назад с жестом отчаяния, схватившись руками за голову. Она ждала, когда он заговорит, но он лишь покачал головой, схватил свою одежду и направился к двери.
Он бросал ее.
Горе внезапной потери разрывало ее сердце. Не в состоянии контролировать себя, Джорджи выкрикнула ему вслед:
– Маркус!
Он остановился и оглянулся.
Она тихо прошептала:
– Не уходи.
Она стояла перед ним, обнаженная, абсолютно беззащитная, и умоляла его остаться.
Бэкенхем смотрел на нее, сжимая дверную ручку.
– Одевайся и уезжай, тебе здесь не место, – произнес он сурово и тихо затворил за собой дверь.
Глава 3
Бэкенхем быстро шагал по коридору, слишком поздно осознав, что в спешке даже не надел рубашку.
Досадуя на себя, он вошел в ближайшую спальню. В комнате с тяжелыми парчовыми шторами царила темнота. Он нащупал стул, бросил на него свои вещи и начал одеваться.
Она позвала его по имени. Кроме нее, никто не называл его так, даже кузены, близкие ему как родные братья и сестры.
«Маркус» – один звук его имени из ее уст, и он потерял всякую решимость завершить начатое.
Всего лишь воспоминание о ее сладком хрипловато-теплом голосе заставило его трепетать от разлившегося по телу горячего возбуждения.
Бэкенхем заправил рубашку в брюки, пытаясь игнорировать тугое напряжение в чреслах. Он желал ее так же яростно и нестерпимо, как и шесть лет назад, как и все эти годы. В глубине души Бэкенхем это понимал и сознательно избегал лондонского общества все эти шесть лет, – избегал ее.
Он не был сентиментальным, но часто проклинал свою слабость и глупость, – никак не мог пересилить себя и пойти на бал, зная, что там будет она, отвергнувшая его женщина. Он не мог даже находиться в одном с ней графстве.
Но, несмотря на силу притяжения, за все время обручения он ни разу не позволил себе неподобающего поведения. Шокированный неожиданностью их встречи, он испытал сильнейший прилив ярости. А ярость разбудила похоть.
Его сегодняшнее поведение было недопустимым, оставалось лишь радоваться, что Джорджи пожелала сохранить свою анонимность. Он осудил бы любого мужчину, так грубо нарушившего джентльменские правила.
Бэкенхем застегнул жилет и надел сюртук. Галстук был так измят, что он даже не стал пытаться привести его в порядок. Хорошо, что отведенная ему спальня находилась на том же этаже. Добраться до нее незамеченным