Между боярами-дружинниками словно тень пролегла: взялись они толковать-перешёптываться. Больший за меньшего хоронится – ни от большего, ни от меньшего нет ответа.
Сидел между всеми молодой Василий Казимирович. Вскочил тот Василий с места, поднялся с белодубовой скамьи. На ногах его сафьяновые сапоги, каблуки их серебряные, гвоздики золочёные. Стоит молодец, пошатывается, белой рукой подбоченивается:
– Батюшка наш, Владимир-князь! Послужу я тебе верой-правдой, съезжу в половецкую землю к хану Батуру Батвесову. Отвезу ему все дани-пошлины, какие скопились за двенадцать лет.
Владимир обрадовался:
– Так тому и быть!
Наутро Василий Казимирович проснулся и закручинился. Повесил он голову ниже плеч, потупил глаза в кирпичный пол. Надел затем свою чёрную шапку да и подался вон из княжьего терема. Бредёт по киевским улицам: ничего не видит, не слышит.
Навстречу ему Добрыня:
– Здравствуй, удалой добрый молодец! Что идёшь невесёлым? Не нашлось для тебя вчера доброго места? Не налили тебе чары зелена вина? Или кто тебя, Василий, избесчествовал? Или сам в хвастовстве вызвался куда ехать?
Василий мимо ровно бык прошёл.
Добрыня не обиделся. Догнал его, вновь спрашивает:
– Не нашлось для тебя вчера, Василий, доброго места? Не налили тебе чары зелена вина? Или кто тебя избесчествовал? Или сам в хвастовстве вызвался куда ехать?
Но и тут Василий ровно бык прошёл. И опять Добрыня не обиделся. В третий раз спрашивает:
– Что с тобой стряслось-случилось?
Не выдержал молодец, признался Никитинцу:
– Нашлось мне на том пиру доброе место, и никто меня там не бесчестил. Вдоволь подносили мне и зелена вина, и пьяного мёда. А как стал князь о великой службе расспрашивать, сам-то я, дурак, со скамьи белодубовой повыскочил, сам-то, глупый, похвастался: отвезу-де на половецкую землю хану Батуру Батвесову дани-пошлины. И что теперь делать, не ведаю…
Добрыня говорит:
– Не беда тому, кто, раз споткнувшись, поднимается, – беда тому, кто, споткнувшись, лежмя лежит. Мы вот что с тобой поделаем: оставим телеги с золотом-серебром на княжьем дворе, оставим там скатный жемчуг, ясных соколов, чёрных соболей и гончих псов, а сорок сивых жеребцов гулять отпустим. Сами же поедем налегке в половецкую землю к собаке-хану Батуру Батвесову и сами дани от него потребуем.
Обрадовался Василий Казимирович такому Добрыниному участию. Обнимал он Никитинца, прижимал его к сердцу:
– Ты, Добрыня, будь мне бо́льшим братом. А я буду тебе меньшим братом.
Тут молодцы и побратались. Воротились они назад к князю Владимиру: идут в белокаменные палаты, кладут крест по-писаному, поклон ведут по-учёному, на все четыре стороны поклоняются.
Привечает их ласковый князь Владимир:
– Добро пожаловать,