Узнав что хочу, хиппарь потерял интерес и, посадив одного за комп, ушел. Спустя три часа искусственный интеллект покорился моей серости.
Как я ни старался – все равно не успевал. Готовая работа застряла где-то у рецензентов и мне оставалось только
Суд назначили на конец мая. Перед отъездом я подвернул ногу и, расценив это как дурной знак, решил никуда не ехать. Однако домашние, веря в справедливость, предпочли не злить юстицию и, снабдив меня тростью, отправили в аэропорт.
Летал я редко, не задумываясь, боюсь того или нет. Но в этот раз все пошло наперекосяк. Самолет, набрав высоту, забился, как в лихорадке. Натужно гудя двигателями, он тяжело выползал из воздушных ям, что бы через минуту провалиться снова.
Вдруг, лайнер устремился вниз. Рассыпав конфеты, стюардесса чудом устояла на ногах. В салоне ахнули. Корпус затрясло. С полок посыпались вещи.
Передумав падать, машина выровнялась и вышла из пике. Меня вдавило в кресло. С фатальной обреченностью я смотрел на дрожащие крылья. Страх внутри, боль в ноге, нежелание ехать, создавали ощущение неминуемой катастрофы.
Спустя два часа, вынырнув из облаков, Ту низко пролетел над зеленеющими полями и, мягко коснувшись земли, побежал по бетонке.
‒ Наш рейс окончен! – донеслось из динамика. – Добро пожаловать в Краснодар!
Я долетел, но еще не знал: в свое крутое пике я только вошел.
Глава 4
OVERBOARD
Здание суда отличалось от таких же неказистых домов аула ржавыми решетками на мутных окнах. К десяти часам комнатка трещала от народа: адвокаты, менты и просто любопытные. Судилище над москвичами обещало местным неисчерпаемый запас сплетен. Конвой привел Финика и усадил за барьер. Бледный, изможденный, одетый в несуразное с чужого плеча, он за время в тюрьме сильно изменился и не смотрел на меня. По его виду я понял: каждый будет выплывать сам, скорее всего, топя другого.
День погряз в рутине оглашения материалов дела. Судья соответствовал фамилии. Тряся жиденькой бороденкой, Козлицин монотонно читал протоколы и акты экспертиз. Понять его настрой я не мог. Заинтриговав развязкой, он объявил перерыв до завтра.
Утро началось, как и предыдущее. Секретарь, жопастая адыгейка, картавя, крикнула:
– Встать! Суд идет!
Козел выглядел бодреньким. По очереди задавая вопросы, он заявил, что перекладывая вину друг на друга, мы усугубляем и без того незавидное положение – виноваты оба. Это явилось предвестником беды. Слово дали адвокатам. Обе тетки просили суд принять во внимание нашу молодость, положительные характеристики и обещали, что мы еще принесем пользу родине. Обозвав нас дармоедами, прокурор с мнением коллег согласился отчасти. Мы действительно потрудимся на благо общества, но при полной от него изоляции. Гром грянул. Мы промямлили последнее слово, и Козел, объявив перерыв, отправился решать, кому из нас сколько